Однако вопрос оборвался в горле, когда я увидел пристально смотрящие в глубь “коридора” глаза листомана. Вопрос я уже не помню, а взгляд – помню: он всегда так смотрел на жертву или добычу, а именно беспристрастно и хладнокровно.
Вдруг он повернулся ко мне и кивком указал в ранее созерцаемую им сторону, предлагая мне самому узнать причину его заинтересованности.
Я и посмотрел: из тьмы помещения к нам медленно двигалась, повесив голову, несчастная фигура Ивана.
Он явно заметил нас раньше: оттуда явно можно заметить слабо освещённый огнями редких факелов участок, на котором расположились я и охотник. Мы же смогли лицезреть подростка только сейчас, когда он уже был в пяти метрах от нас.
Спустя пару секунд он и вовсе, привалившись спиной к стене, медленно, будто повторяя наши недавние движения, скатился по ней на пол, усевшись слева от меня. В общем, получилось так, что я находился посередине между Ваней и Антоном.
Повисла тишина. Лишь изолента листомана хоть как-то разрывала этот немой фон, ну, разве что, вместе со всяческим слабым шепотам и шебуршением за грязными занавесями и редкими падениями капель где-то в глубине здания.. но они вносили малый вклад, поэтому на тот момент я преимущественно сохранял связь с миром звуков, только благодаря клейкой ленте, которой Антон уже пару минут чинил наушники… Не хватит ли уже?
– У тебя кто здесь? – решил спросить я у подростка.
Всё-таки, что теперь скрываться. Самое тяжелое уже пережито.. я где-то даже слышал, что эмоциональные потрясения длятся не больше двенадцати минут, а всё остальное – самообман. Но себя обманывать я не собирался. Конечно, всё равно было тяжело, даже очень.. но надо было что-то делать. Я сделал, наверное, не самое лучше.. но что-то.
На секунду я услышал как прервала свой ход изолента.
– Мама, – пробубнил парень, спустя секунду, всё же отреагировав на мой бесстрастно поставленный вопрос.
Тут Антон вновь продолжил чинить нечто.
Я же больше не знал что сказать… Это было слишком тяжело, особенно для Ивана. Он потерял брата, а его мать больна.. почему мир так жесток к тем, кто этого не заслуживает? Выбирать, кто виновен, а кто нет.
“Но ведь он наркоман,” – вдруг подсказал, вновь проснувшийся, голос моего Альтер-эго. Да, и может он был прав с этим доводом, но даже из-за подобного н следовало отнимать жизнь у самого дорого в мире человека, ведь смерть мамы – это куда больнее, нежели собственная смерть.
– И что ты ей сказал? – наконец нашёлся я, переборов эмоции: голос опять получился столь же спокойным, как и ранее.
На этот раз клейкая лента свой ход не остановила.
– Сказал, что он устал, и скоро подойдёт… – парень понял суть моего вопроса и тут же, ответив, привалился затылком к бетону, посмотрел вверх, силясь не заплакать.
Нет. Всё же он этого не заслужил…
– Слушайте… Можете сказать, вы по правде, откуда? – часто дыша, неожиданно спросил Ваня.
Я засомневался, как-то по-глупому думая, стоит ли ему рассказывать… Антона это не смутило:
– Из Бреста, – резко вымолвил охотник, разгрызая зубами клейкую ленту и кладя её в рюкзак, стоящий у левого бедра.
Я с удивлением посмотрел на него, тот в мою сторону даже очами не сверкнул. Однако спустя секунду я, осклабившись, осознал, что всё-таки листоман поступил правильно.
– Ха-ха, – с грустью усмехнулся Иван и, шмыгнув носом, не переводя глаз с далёкого потолка, тяжело выдохнул и продолжил: – А там люди всё ещё верят?...
– Во что? – зачем-то поинтересовался я, думая, что смысл и так понятен.
Но я ошибся.
– Не знаю.. во что-нибудь. Во что-нибудь хорошее. Ха, знайте, здесь так есть такой человек.. моя мама, – он всё сидел и смотрел вверх, при этом медленно, со слышимой, ощутимой даже окружающими, невероятно большой болью на сердце рассказывая: – Она сейчас лежит там, и верит, что её младший сын скоро придёт к ней. Ведь.. ведь я.. я сказал ей.. – он заплакал, очень тихо, и очень горько, – я сказал что он.. он устал.. устал и, как только отдохнёт, навестит.. её…
– Тебе сколько лет, – спустя мимолётную паузу, спросил спокойно Антон.
– Семнадцать, – не переставая плакать, ответил парень.
– А ему сколько было? – охотник не переставал гнуть свою линию.
– Пят-пят-пятнадцать, – задыхаясь и из-за этого чуть заикаясь, сообщил подросток.
“Два года,” – подумал я про себя. Вроде и не много, но всё же ощутимо.. особенно для старшего, это ведь ответственность, которую он несёт. Пусть она ему не нравится, но это только внешне, ибо внутри за своего младшего брата любой готов…
Мой мысленный поток прервал резко, и довольно громко, выдохнувший Иван, который, сначала прильнув к коленям голову, а потом вернув её обратно, неожиданно начал говорить вновь:
– А ведь.. а ведь знаете, что самое интересное?... Это объяснить детям, что произошло. Ведь.. ведь не все родились сейчас, больше пришли оттуда.. из другого мира. У меня, у меня сестра, в общем, есть. Семь лет.. восемь, исполняется, и она ещё помнит, слабо, правда, но помнит, то время… И вот она часто думает, из-за чего расспрашивает меня, почему теперь всё не так, почему нету солнца, почему люди не улыбаются, почем в се боятся… – парень заплакал крепче прежнего, я потихоньку начал подставлять под себя руки: вскоре, видимо, его надо будет оставить наедине. – Почему маму куда-то уводят?.. И почему братики так часто оставляют меня одну? А теперь ещё будет и думать, почему один братик не вернулся… И вот как это объяснить ребёнку?! – Ваня откровенно рыдал, смотря на нас красными, будто кровь, коей они были налиты, глазами с некой злобой за не нами придуманную несправедливость. – Как?! Скажи мне!.. Уху-ху-ху-ху, – навзрыд, очень громко, закрыв лицо ладонями, провыл подросток. – И вот, самое забавное: мы-то ещё помним всё это. А помните ведь, как всё классно было. Девушки, машины, мечты о путешествиях.. да о чём угодно, главное – красивом, или же о чём-либо другом… как кому нравилось. Тогда много кому что нравилось, ведь многое было. И тогда все были настолько беззаботны… – парень на секунду остановился, потом поднял мокрое и красное от слёз лицо к потолку и продолжил, о чём-то радостно вспомнив, притом немного даже улыбнувшись этому самому воспоминанию: – Я никогда не хотел в армию, уже тогда знал, что не моё это. Вместо этого на права сдавать собирался, авто купить себе хотел, ха.. на кой чёрт мне эта армия, когда у меня тачка есть?! Девчонок, думал, катать буду – радости предела не будет… Эх, заживу. Я так хотел свою жизнь устроить.. но почему-то кто-то устроил её за меня.. – улыбка спала с лица неизмеримо бедного человека, на чьи плечи свалились самые грозные несчастья огромного множества семей навсегда ушедшего времени. – И, вот скажите мне на милость, почему этот кто-то имеет право МЕНЯТЬ МОЮ СУДЬБУ?! Ломать МОЮ жизнь?! – Ваня начал неистово тыкать в себе в грудь указательным пальцем, неведомо для чего.. наверное, просто автоматически. – Лишать МЕНЯ близких МНЕ людей и важных для МЕНЯ ЖЕ мечт?! Какого хрена… Какого хрена они это делают?! За что?! – вытянув перед собой свои же руки он, смотря на раскрытые ладони, вновь неимоверно сильно заплакал, задыхаясь, произнёс: – Вот ответьте мне… Что, не можете?! – его глаза, на этот раз отнюдь не безразличные, ибо теперь в них всё заполнили слёзы, смотрели на меня с Антоном, ища ответа. Но у нас его не было, зато был у самого подростка: – А я отвечу, потому что когда человеку чего-то морально не хватает, он восполняет это за счёт других. В этом случае очень важным людям, не хватало Горя…
