— А поможет? — Соловьев с сомнением покачал головой.
— Поможет — не поможет, а расслабиться надо, — Иван Павлович достал из тумбочки початую бутылку коньяка. — Прав ты оказался насчет Феликса. Келл он или нет, но сволочь приличная. Накатал рапорт о десяти страницах — главное, когда успел? — и упреждающим ударом вышиб нас с тобой из списка благонадежных граждан. Меня начальство чуть под полиграф не пустило. Пытали до посинения. Откуда сведения, почему да как? А я извиваюсь, как змея на сковородке, и только нечленораздельно мычу…
— Отфутболили?
— В результате — да, — Сноровский выпил, поморщился и тут же налил еще. — Но это еще цветочки. Только я выбрался из приемной, меня Петенька огорошил. Накинулся прямо в коридоре, как коршун, и давай клевать. «Вектор» вышел на какую-то мутную локальную сеть, и его там так приложили, что он даже непроизвольно перезагрузился. А как пришел в себя да занялся самодиагностикой — выдернул из своего виртуального тела два десятка вирусных заноз.
— Ну, хотя бы обошлось? — Андрей покосился на бутылку.
— Одну «пулю» из «левой пятки» он до сих пор вынимает, — Иван Павлович налил еще рюмку и спрятал бутылку в тумбочку.
— Нелогичную? — Соловьев воспользовался моментом и, опередив его, выпил коньяк.
— Точно, — Сноровский с сожалением покосился на пустую рюмку и порылся в кармане пиджака. — Вот, это тебе…
Он протянул Андрею сложенный вчетверо листок. Соловьев развернул бумагу и уставился на ряд символов. Написаны они были неровно, но разборчиво. Было видно, что, срисовывая их с экрана, Петр серьезно нервничал.
— А принтера у него нет? «Тестовый сигнал перехода сто пятьдесят семь. Коро», — прочел Андрей вслух. — Не вирус это. Просто защита по принципу «свой-чужой».
— «Вектору» от этого не легче, — Иван Павлович протянул было руку к тумбочке, но передумал. — Сто пятьдесят семь? Порядковый номер?
— Может быть, модель? — неуверенно предположил Андрей.
— Модель — это скорее «Коро», — Сноровский тяжело вздохнул. — Вляпались мы, Андрюша. Чувствуешь, как плотно нас прижали? Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Хоть реально, хоть виртуально…
— Что же делать? — Соловьев расстроенно потеребил бумажку и бросил ее в пепельницу.
— А вот что, — Иван Павлович поднес к листку огонек зажигалки. — И забыть…
— Нет, — Андрей нахмурился и, выдернув записку из пепельницы, затушил огонь. — Надо просто подождать, пока не вернется Борис.
— Не хотел я тебя расстраивать… — Сноровский тяжело вздохнул и снова достал коньяк.
— Нет! — Соловьев побледнел и оглушительно хлопнул ладонью по столу.
— Ты думаешь, мне хочется в это верить? — Иван Павлович убрал рюмки и поставил рядом с бутылкой два пластиковых стаканчика. — Такой мужик был! Таких на всю страну сотни не наберется…
— Я не верю! — горло Андрея сдавила страшная обида. На злодейку Судьбу, на людей, из-за алчности которых погиб лучший друг, на самого себя…
— Выпей, Андрюша, помяни Борис Сергеича, — Сноровский налил почти полный стакан, — земля ему пухом…
— Вы можете провести меня в больницу?
— В субботу похороны. — Иван Павлович налил себе чуть меньше и тут же выпил. — Ребята уже сбрасываются на венки.
Соловьев медленно поднял стакан и так же медленно выпил. Через несколько минут на его щеки вернулся неравномерный румянец. Он невесело усмехнулся каким-то своим мыслям и встал.
— Завтра можно не приходить?
Сноровский отвел смущенный взгляд.
— А тебя, Андрюша, больше вообще не пустят. Константинов так и сказал. Уйти, в память о Борисе Сергеиче, тебе позволено, но больше ни ногой. Только в кандалах, если на чем попадешься…
— Надо бы вашему Константинову в глаза посмотреть, — лицо Соловьева исказила довольно неприятная гримаса. — Может, он тоже келл?
— Ответственность у него непомерная, — Иван Павлович с сожалением покачал головой. — Вот и страхуется. Карьерой своей дорожит. Чтобы стать таким осторожным, необязательно прилетать с Келлода.
— Ну, а вы? — Андрей сунул руки в карманы и чуть подался вперед.
— А что — я? — Сноровский смущенно потер переносицу. — Я человек казенный. Приказал начальник забыть о посторонних фантазиях — забываю. Тем более мне до пенсии три дня осталось. И, похоже, задерживать меня в славных рядах Конторы никто не собирается… Такие вот дела, Андрюша, выхожу в отставку. Тихо, мирно, с получением всех положенных сумм и почетной грамотой… Так что ты ступай, а мне дела надо к передаче подготовить…
Иван Павлович указал глазами на дверь и подмигнул. Соловьев удивленно приподнял брови, но спрашивать ни о чем не стал.
«Уходи», — одними губами приказал Сноровский.
Андрей вынул руки из карманов и едва заметно нарисовал в воздухе указательным пальцем круг. Иван Павлович на секунду закрыл глаза, подтверждая, что знак понятен, и он, даже если не позвонит, то обязательно свяжется иным способом.
«Завтра?» — также только губами спросил Соловьев.
Сноровский снова моргнул и решительно указал на дверь.
— Прощайте, Андрей Васильевич.
— Встретимся еще, — стараясь не переигрывать, сурово ответил Соловьев. — На похоронах…
* * *
Летнее кафе обрело жесткий каркас, дюралевую крышу и стеклянные стены. Официантки больше не мерзли, но передвигались между столиками все так же энергично, словно хотели согреться. Андрей проводил одну из девушек долгим взглядом и сочувственно качнул головой.
— Трудно честной девушке жить одной в большом городе, — кивая ей вслед, пробормотал он так, чтобы его слышал только сидящий напротив Сноровский. — Учится, работает, выкраивает гроши на булавки…
— Мало платят? — Иван Павлович с интересом взглянул на официантку.
— Копит на дубленку, зима же на носу…
— А спонсора нет?
— Есть один, только она его любит и денег не просит, чтобы случайно не поставить в неловкое положение. Он женат, да и доходы у него не ахти, едва на семью хватает…
— Нашла бы себе свободного, — Сноровский пожал плечами. — Вон какая красавица…
— Любит, я же сказал, — Андрей опустил взгляд к столешнице и потер виски. — А отбивать его, семью разрушать — она слишком порядочная…
— Шашни заводить — не порядочная, а побороться за счастье, выпадающее человеку раз в жизни, — просыпается совесть? — Иван Павлович усмехнулся. — Это лень, а не порядочность. Да и любовь, видимо, больше от скуки…
— Эк вы все вывернули! — Соловьев оставил в покое виски и положил ладони на стол. — Что будем делать дальше, Иван Павлович? Как нам теперь искать это логово?