— Что это?
Гнев вытеснил печаль, когда Феррус понял, что стал жертвой очередного колдовства чужих. Он не поддался ему, вернув силу в свое тело только для того, чтобы печальная песнь изменилась в что-то еще, нечто худшее. В воздухе звучали предсмертные крики, словно в этом мрачном месте задержались какие-то призраки, вновь переживая свои последние мгновения перед смертью.
— Выходи! — потребовал Феррус, разыскивая колдуна, который изводил его своими чарами. — Покажись или я разорву это место на части, чтобы найти тебя.
Его вызову ответил низкий скрежет далеких двигателей, режущее слух крещендо интенсивной стрельбы и дикие вопли воинов. Тысячи звуков битвы смешались в ужасающую какофонию, принуждая к убийству и смерти. Вокруг примарха развернулась картина битвы, и только ее он мог слышать, да и то с огромной дистанции, возможно через само время. Феррусу не было необходимости видеть ее, чтобы понять, где бы и когда она не происходила, это был ад.
Пока иллюзорная война продолжалась, он распознал голос, от которого у него застыла кровь.
Губы примарха покинул скрежет, слабо подходивший повелителю битвы.
— Габриэль…
Он остановился и попытался прислушаться, надеясь, что таким образом опровергнет свои подозрения, но грохот стих и вместо него помещение наполнила тишина.
Дыхание, слабое и частое. Под боевым доспехом, выкованным собственноручно полубогом, тяжело поднималась грудь. Окружившая его внезапная тишина вызвала у Ферруса новую и нежеланную тревогу.
Маленький шаг, неуверенный и осторожный, снова вызвал ад в разуме. Еще один и крики стали громче. Еще и они почти оглушали.
— Габриэль!
Феррус сердито всмотрелся в темноту, изучая каждую колонну, каждую тень в поисках своего Первого капитана. Взбешенный и недоверчивый, он не отдавал себе отчета… В его измученном разуме Габриэля Сантара жестоко убивали.
Затем других… Десаан, превращенный в пепел атомным пламенем; Рууман, заколотый полудюжиной спат; даже Кистор, Магистр Астропатов, выплевывающий кровь и застывший в предсмертной конвульсии… Тысячи умирающих голосов кричали одновременно.
Феррус ударил по земле и понял, что стоит на коленях. Атакованный апокалипсическими видениями, он поднял серебряные руки ко лбу в попытке отогнать их.
— Невозможно…
Он увидел нечто столь ужасное в своем происходящем наяву сне, что едва мог смириться с ним, не говоря уже о том, чтобы выразить словами.
Более слабое существо могло сломаться, но он был Горгоном и обладал ментальной силой, которую ему немногие бы приписали. Жиллиман знал о ней и сказал ему, когда им представилась возможность поговорить наедине. Кобальтовый и черный были могучей смесью, негнущимся сплавом.
Он упрямо встал, сначала одной ногой, потом другой. Только решимость, которая видела изрытые горы и побежденных одной рукой чудовищ, могла разрушить такие сильные чары. Он чувствует тяжесть в спине, как и в руках.
Я выдерживал большее бремя.
Гнев придал стойкость. Она стала расплавленным источником, из которого Феррус черпал силу со сжатыми от ярости кулаками.
Он зарычал на тени.
— Ложь! Ты показываешь мне эту фальшь и ждешь, что я поверю в нее. Чего ты хочешь добиться? Пытаешься свести меня с ума?
Его последние слова отозвались эхом, снова и снова.
Я выдержу. Моя воля нерушима.
Стиснув зубы, Феррус пробирался сквозь ужас повторяемого снова и снова видения мучительной смерти Габриэля. Оно накатывалось на него опустошительной волной. Гибель всех до единого верных Морлоков сложилась в одну бесконечную бойню.
В хватке примарха с едва сдерживаемым неистовством гудел вырванный из ремней Сокрушитель Наковален. Молот желал, чтобы ему дали волю, но, как и его хозяин, был разочарован. Реальных врагов не было.
— Боишься посмотреть мне в лицо?
Темнота не ответила на вызов, если не считать гула бесконечной войны.
В периферийном зрении Горгона вспыхнуло пламя; обсидиановые осколки были наполнены им. Смысл образов ускользнул от него.
Ему осталось только одно.
Обвалилась часть стены, расколотая яростью Ферруса. Прозрачный камень разбился, ударившись о землю, но за этим не последовало ни огня, не предсмертных криков.
Второй удар разрубил надвое колонну, и примарх наклонился в сторону, чтобы избежать падения кристаллического дерева. Удар не был неистовым, а скорее резким и точным. Феррус двигался целеустремленно, тщательно выбирая удары и наблюдая за их последствиями. Он искал брешь в колдовских чарах, которой мог бы воспользоваться. Проведя целую жизнь в попытках избавиться от слабости в теле и разуме, Горгон знал, как ее находить. Поэтому он продолжал идти и медленно покинул галерею и ее ужасы.
Когда он приблизился к выходу из помещения, к шуму битвы присоединился другой звук, скрываясь внутри первого, который только примарх мог слышать. Звук был шипящим и нес с собой шорох чего-то змеиного.
Глаза следят, холодные змеиные глаза…
Кто-то охотился на него. Он уловил мелькнувший хвост, образ чешуи, отразившей огонь от обломков обсидиана.
Ярость уступила место спокойствию. Он не какой-то упертый щенок, подстрекаемый хитрыми уловками.
Я — Горгон. Я — Медуза.
Шепот вернулся, в этот раз громче. Позади него. Сердце Ферруса успокоилось, когда он попытался засечь звук. У него не было источника, он раздавался повсюду и нигде. Мысленно примарх развернулся, чтобы встретиться со своей немезидой и расколоть очередной кусок галереи мощью Сокрушителя Наковален.
Вместо этого он опустил молот и позволил ему упасть на землю с глухим металлическим стуком.
— Ты видишь веревочки на моих руках? — спросил он тень, подняв Сокрушитель Наковален на спину.
— Я-то думал, что нет, — сказал Феррус после короткой паузы и медленно вышел из галереи.
Кровавые образы и рев войны остались позади.
Зернистый свет разогнал темноту, но осветил только небольшую часть расщелины, за исключением уползающей местной живности.
Сантар нашел щель в пустынной скале, достаточно большую для его тела, расширяющуюся трещину в подземный мир, который, казалось, полностью поглотил его отца. Но никаких следов не было. Его холодный голос раздался по радиосвязи.
— Ничего.
Это был один из многих тупиков.
Он знал, что пятьдесят легионеров, разбитые на небольшие поисковые отряды, прочесывают впадину и пустыню за ней. На данный момент, безуспешно. Несмотря на их усилия, они не приблизились к обнаружению примарха.
Уделив половину своего внимания данным авточувств, бегущим по ретинальным линзам, Сантар пристально посмотрел на солнце. Пылающая сфера вернулась более зловещей после того, как рассеялось колдовское облако. Воспоминания о психической атаке на Легион не спешили уходить. Он сжал бионическую руку, наполовину ожидая, что она не подчинится его невральным командам. Она подчинилась.
