Девушка в лесу цветы сбирала,
Встретились ей в чаще, повстречались
Три волка, три гайдука лесные,
И поцеловать ее хотели,
Жалобно их просит молодая:
«О гайдуки, милые мои братья,[67]
Сироту не троньте молодую,
У меня нет никого не свете.
Если б вы меня поцеловали,
Я свое бы счастье загубила,
Никогда бы замуж я не вышла!»
Два гайдука вспомнили о боге,
Третий же, Иван-гайдук, не вспомнил,
И поцеловал он молодую.
Прокляла Ивана молодая:
«Будь ты проклят, Иван-разбойник,
Раз в лицо меня поцеловал ты![68]
Я-то свое счастье загубила,
Ты же, Иван, — великого бога!
Тихий дождь чтоб пал на тебя с неба!
Лютая змея с дождем чтоб пала!
Чтоб вилась она не круг сосны и камня,
А сжимала чтобы твое горло,
Чтоб на шее лето летовала,
На груди же зиму зимовала
И тебя всю жизнь терзала, Иво,
До тех пор, пока не уморила!»
С этим вышла девушка из чащи
И потом пошла немного дальше.
Милый боже, великое чудо!
Вёдро было, облачно стало,
Тихий дождь из облака выпал,
С тем дождем змея лютая пала,
Не вилась круг сосны и камня,
А вилась круг Иванова горла.
Как увидел Иван-разбойник,
Острый нож хватает немедля,
И змею пестроватую колет,
И змее говорит он лютой:
«Ты зачем явилась с планины,
Что круг камня с сосной не вьешься.
Вьешься круг моего ты горла?»
Ивану змея отвечала:
«Не коли, все равно не заколешь.
Я не лютая змея с планины,
Я — змея, ниспосланная богом.
Я ведь счастье девушки красивой.
Лето буду летовать на шее,
Зиму на груди я прозимую,
До того тебя я закусаю,
Чтоб ты, Иво, лютой смертью помер».
Очень сильно Иво испугался,
Как услышал Иво это слово,
Потому что понял, что погибнет.
Говорит своей дружине Иво:
«О юнацкая моя дружина,
Вы идите, вы меня не ждите,
Ко двору, к белому пойдите,
Потому что я, бедный, погибаю,
Мимо моего двора пройдете,
Матушка моя вас всех увидит
И захочет выйти вам навстречу.
Вот что матушка моя вам скажет:
«О гайдуки, вы милые дети,
Где же Иво, дитя дорогое,
Не погиб ли у меня он, бедной?»
Что случилось, ей не говорите,[69]
А скажите матушке милой,
Что в лесу зеленом я остался
И что не погиб я, ее Иво,
А меня заколдовали вилы.
Пусть она не плачет, не горюет,
В лес зеленый пусть пойдет скорее,
Выкопает там зеленый явор,
На лугу, перед двором посадит.
Пусть она растит зеленый явор,
Только яблоки родит тот явор —
Тотчас сына матушка увидит».
Поняли гайдуки речи Иво,
Очень сильно они испугались,
Всего больше — змеи пестроватой,
Убежали они из чащи.
Город Сень проходят гайдуки,
Ко двору Иванову вышли,
Иванова мать увидала,
Вышла старая им навстречу.
Говорила старая гайдукам:
«Заходите, дорогие дети!
Где же Иво, дитя дорогое?
Не погиб ли у меня он, бедной?»
Гайдуки ответили старой:
«Ай ты, Иванова мать, старушка,
Не погиб у тебя твой Иво,
А в лесу остался он в зеленом,
Белые заколдовали вилы.
Кланяется тебе твой Иво,
И наказывает он с поклоном:
«Не горюй, ты, старая, нисколько,
А пойди скорее в лес зеленый,
Выкопай в лесу зеленый явор,
На лугу посади перед домом.
Только яблоки родит тот явор —
Сына, Иво твоего, увидишь!»»
Старая решила — это правда,
И пошла скорее в лес зеленый,
Выкопала там зеленый явор,
К белому двору притащила,
На лугу перед двором посадила.
Старая за явором ходила,
Летом водой поливала,
А зимой закутывала шелком.
Явор к небу поднял вершину,
Часто старая к нему ходила,
Все глядела явору на ветки,
Все ждала, что яблоки родятся.
Но сестра Иванова сказала:
«Матушка, наверно, ты рехнулась,
Слыхано ли, видано ли в мире,
Чтоб на яворе яблоки рождались?
Худо жил дитя твое, Иво,
Худо жил, горше того помер».
«Дена, ты девица Дена,
Что ты, Дена, день румяна,
День румяной ходишь, белой,
То зеленая день целый?»[71]
«Ах, неверные подружки,
Почему, не знаю, Дена
День румяной ходит, белой,
То зеленая день целый!»
«Дена, милая подруга,
Кто дарил тебе цветочки,
Те цветочки, что ты носишь
В головном своем уборе?»
«Ох, неверные подруги,
То Стоян собрал цветочки,
То Стоян собрал их в чаще».
«Дена, молодая Дена,
Не растут цветы такие
Здесь ни в поле, ни в чащобе!
Ох, беда тебе, подруга,
В тебя, Дена, змей влюбился!»
Слова не договорили,
Как цветы упали к Дене,
Прямо к Дене на колени,
А с безоблачного неба
Вслед за этими цветами,
За цветами змей спустился,
Змей спустился прямо к Дене,
Прямо к Дене на колени.
И тогда сказала Дена:
«Вы увидели, подруги,
Отчего я день румяна,
День хожу румяной, белой,
То зеленою день целый».
По воду Рада ходила,
А был колодец змеиный,
Змеиный колодец, заклятый,
Пошла она и воротилась.
Навстречу идут два змея,
Огняника два навстречу.
Старший прошел мимо Рады,
Младший остановился
И напился из корчаги.
И говорит он Раде:
«Рада, милая Рада,
Ко мне, что ни вечер, приходишь,
Всегда мне цветы приносишь,
А нынче ты без цветочков».
Ответствует Рада змею:
«Змей же ты, змей-огняник,
Пусти меня, дай дорогу,
Дай мне пройти поскорее.
Матушка захворала,
Терпит она от хвори,
Но дважды терпит от жажды».
Змей говорит Раде:
«Рада, красная дева,
Обманывай, Рада, другого,
А змея ты не обманешь:
Змей летает высоко
И видит вокруг широко.
Летел я над вашим домом,
В углу твоя мать сидела,
Сидела и колдовала.
Ведь мать твоя — колдунья,
Колдунья и волховница,
Шьет для тебя рубашки,
Разные травы вшивает,
Мне ненавистные травы,
Злые травы, отсушки,
Чтоб тебя я возненавидел,
Ведь мать твоя чаровница,
Лес и воду околдовала!
Живую змею схватила,
В новый горшок положила,
Белым шипом подколола;
Змея по горшку вилася,
Металась она, верещала,
А мать твоя — колдовала:
«Как эта змейка вьется,
Так пусть вьются вкруг Рады,
Вкруг Рады лучшие парни;
Пусть змей ее возненавидит,
Возненавидит и бросит!»
Покуда она колдует,
Я унесу тебя, Рада!»
Едва это змей промолвил,
Взял он Раду и поднял,
Поднял высоко в небо,
До самых скал высоченных,
До каменных скал ее поднял,
В широкие пещеры.
