всех великолепнейшей картины только ради того, чтобы возвысить себя в собственных глазах.
Шай пожала плечами. На самом деле причины, побудившие ее сжечь картину, были куда серьезнее, чем представлялось Гаотоне. Хотя она действительно уничтожила шедевр.
– На сегодня мы закончили. – Побагровевший Гаотона поднялся и в отчаянии махнул рукой. – А ведь я подумал… Эх, чтоб тебя!
Он рывком распахнул дверь и вышел.
День сорок второй
Каждый человек – изначально головоломка.
Так говорил Тао, первый наставник Шай. Поддельщик – вовсе не мошенник или шарлатан, а художник, живописующий не красками, а людскими воспоминаниями и помыслами.
Дурить людям голову по силам почти любому оборванцу с улицы, истинный же поддельщик стремится к более возвышенным целям. Обычные мошенники туманят человеку разум и уносят ноги, прежде чем раскроется обман; поддельщик же творит нечто настолько совершенное, настолько прекрасное и реальное, что оно даже малейшему сомнению не подвергается.
«Уважай людей, которых обманываешь, – учил Тао. – И со временем научишься их понимать».
Шай сейчас не просто работала, а создавала истинно правдивую книгу бытия императора Ашравана. И книга эта в своей правде превзойдет все хвалебные оды, написанные императорскими писцами. Она затмит даже труд самого императора о его собственной жизни. Шай медленно продиралась сквозь тернии, постигая истинный характер Ашравана, собирала из разрозненных кусочков цельную мозаику-картину его помыслов и поступков.
Гаотона назвал императора идеалистом. Сейчас, при перечитывании ранних записей императора, эта черта характера стала очевидна Шай. В частности, об идеализме свидетельствовали слова императора о подданных. По его мнению, империя вовсе не была чудовищем. Но была ли она прекрасна? Тоже нет. Империя просто была, просто существовала.
Традиции возвеличивания Великих были в империи непоколебимы. А поступление на государственную службу, сулящее престиж и обогащение в основном за счет поборов, в большей степени зависело от взяток и родственных связей, чем от образованности и личностных качеств претендента на должность. Настоящих же тружеников – крестьян, ремесленников и мелких торговцев – установившаяся в империи система тысячами жадных ручонок без зазрения совести обирала до нитки.
Таким образом, простые люди постоянно страдали, но все же стоически терпели умеренную тиранию. Они и к повсеместной коррупции привыкли относиться как к ниспосланной свыше данности. Ведь большинство из них понимало, что альтернативой нынешней жизни является лишь хаос, полный непредсказуемости и ничем не ограниченного насилия.
Сложившиеся в империи порядки ни для кого секретом не являлись. Ашраван искренне мечтал изменить их к лучшему. Во всяком случае, мечтал поначалу.
А потом… Потом, собственно, ничего особенного не случилось. Поэты, возможно, в стихах укажут лишь на один какой-то изъян в характере Ашравана, который и свел его изначальные помыслы на нет. Но как густой лес изобилует травами, кустами, цветами и замысловато переплетающимися лозами, так и всякий человек полон самых разных эмоций и желаний. И каждое из них борется в душе с себе подобными, словно прекрасный цветок в том же густом лесу за клочок земли. В общем, изъянов в человеке всегда хватает. А значит, если Шай решит вдруг заложить в основу окончательной печати души императора только один-единственный очевидный недостаток, в итоге выйдет не человек, а лишь жалкая пародия на человека.
Но стоит ли вообще стараться? Не сосредоточиться ли на том, что нужно арбитрам? А нужна им марионетка, которая будет с успехом выступать на официальных мероприятиях.
Такой император окажется вполне способен обмануть двор, хотя серьезной проверки, конечно же, ему не выдержать. Пусть так, но нынешним арбитрам не составит труда вскорости убрать его с глаз долой, сославшись на тяжелое состояние здоровья.
В общем, Шай под силу сотворить пародию на императора.
Да, Шай может проделать такую работу.
Может, но не хочет.
Это слишком примитивно, слишком скучно. Она же не уличная воровка, живущая одним днем. Сделать настоящего живого Ашравана – истинный вызов ее талантам.
Шай поймала себя на мысли, что действительно хочет дать Ашравану новую реальную жизнь.
Она прилегла на кровать, уже переделанную в удобную – с красивыми балясинами, балдахином и мягким одеялом, – и задернула полог.
«Зачем возрождать Ашравана к истинной жизни? – подумала Шай. – Ведь арбитры прикончат тебя прежде, чем ты узнаешь, получилось ли задуманное. Твоей единственной целью должно быть собственное спасение».
И все же…
Все же сам император…
Почему Шай решила подменить Лунный скипетр? Да потому, что эта державная реликвия известна всем и каждому. А Шай мечтала, чтобы ее работа лежала на самом почетном месте в грандиозной Имперской галерее.
Но сейчас ей предстояло сотворить совершенно невероятное. Интересно, кому-нибудь из поддельщиков удавалось подобное?
Созданный ею властитель на Троне Роз…
«Хватит, – велела она себе. – Не увлекайся. Гордыня, Шай! Не поддавайся ей».
Шай открыла последние страницы книги с записями. Те самые, на которых набрасывала план побега. Записи были зашифрованы, и посторонний увидел бы лишь перечень терминов и имен.
На днях прибежал запыхавшийся клеймящий. Боялся, что он не успеет вовремя обновить печать. От него разило перегаром. Воистину, дворец принимал его гостеприимно. Если бы только Шай удалось сделать так, чтобы он явился утром пораньше и в тот же вечер вдрызг напился, тогда бы…
Клеймящие кровью жили в землях Джамара на болотах. Болота же эти граничили с горами, в которых обитал народ Бойцов. Разумеется, эти народы друг друга на дух не переносили, и взаимная нелюбовь, уходя корнями в глубокую древность, была гораздо сильнее преданности империи.
Некоторые Бойцы из охраны не таясь кривились, стоило на пороге появиться клеймящему. Шай, решив завести с ними дружбу, бросала время от времени шутки и краткие реплики, подчеркивающие ее сходство со стражниками.
Бойцам запретили разговаривать с Шай, но шли недели, а она только и делала, что копалась в книгах да изредка общалась с арбитрами. Охранники заскучали, а теми, кому скучно, проще манипулировать.
В распоряжении Шай было достаточно камня души, и она могла бы воспользоваться им, но простейшие методы, как правило, более действенны. Ведь люди всегда ждут, что поддельщик применит печати. А Великие навыдумывали множество историй о темном колдовстве и о поддельщиках, размещающих оттиски на ступнях спящего человека, чтобы менять его индивидуальность и насиловать разум.
На самом же деле печать души для поддельщика – крайнее средство. Слишком уж легко ее обнаружить.
«Хотя за мои клейма сущности я сейчас готова отдать правую руку…»
Она почти соблазнилась мыслью вырезать себе новое клеймо сущности для побега. Конечно, стражники начеку. И вообще, попробуй незаметно провести сотни тестов, необходимых для того, чтобы печать заработала как надо. Станешь испытывать ее на собственной руке, и охранники вмиг заподозрят неладное. А Гаотона для подобных целей точно не подойдет. Использовать же непроверенное клеймо сущности… Затея точно не из лучших.
Нет, при побеге все же следует полагаться на традиционные уловки, а к помощи печати души прибегнуть в самом крайнем случае.
