Сбоку мелькнуло темное, стремительно полетело к нему. Морхольд ударил практически не глядя, откатываясь в сторону. Острога хрустнула, не выдержав веса волчары, подкравшегося огородами. Одновременно хрустнуло что-то внутри хищника. Клыки лязгнули, не дотянувшись до жертвы. Морхольд, нащупав сбоку тяжелое, ударил, еще раз и еще. Череп зверя, треснув, вминался глубже и глубже. Спасибо тебе, добрый человек, оставивший на грядках обрезок трубы!
Заскрежетало ржавое железо. Кого-то из подоспевших «серых» автомобиль не выдержал. Охнул, проседая и разваливаясь, спасая жизнь никчемного Морхольда.
– Да чтоб вас… – он сплюнул, вздохнув о верной потерянной деревяшке, и встал.
Спина щелкнула, заставив на мгновение замереть, потерять мир вокруг от вспышки пронзительно белой боли. И отпустила, наполнившись обжигающим кипятком где-то в том месте, где у далеких мохнатых предков отвалился хвост.
По пути, несясь к висевшей на одной петле калитке, подхватил еле заметную в высоченной траве кувалдочку. Почти квадратная головка, наваренная на трубу. Так себе, если честно, но на безрыбье, как говорится…
Волк корчился на траве, брызжа слюной вперемежку с кровью, никак не умирая. Довершая начатое, на него, с уже доставшим уши хрустом, рухнул кусок забора. Свора ублюдков довольно заулюлюкала, однако успела заметить сматывающегося Морхольда.
Он сразу повернул направо, понимая, что надо добраться до перекрестка. И потом рвануть вверх. Умудрившись по дороге сбросить серых упырей. И двуногих, и четырехлапых.
Стоило бы оценить количество преследователей, но не вышло. Отрыв сократился до минимума, надо наверстывать. Это точно. Морхольд все же оглянулся через плечо. И порадовался. Охотников оказалось пятеро. Всего-то пятеро. Да он их как бог черепаху разделает… разделал бы, еще с недельку назад.
Тварь Ловчий бежал, как и водится, посередке. Берегут подлюку, тьфу ты.
Морхольд несся, летел, иногда резво скользя по вконец раскисшей земле. Дождик, мерзко крапавший с утра, разошелся. С неба лило. Шуршащие плети падали вниз косо и хлестко. Одежда пропиталась водой мгновенно. Под ногами не чавкало, нет. Сапоги просто черпали жидкую грязь, хлюпая ею и поднимая вверх самые настоящие грязевые гейзеры.
Нет худа без добра. Не только ему приходилось туго. Замеченная по дороге навозная куча, такая же, как и попавшаяся раньше, среагировала на ливень сразу же. Донесшиеся сзади недовольные крики говорили об одном: серые попали в растекшуюся жижу всем скопом, покатившись и по ней, и по грязи.
Как говорили в любимых им до Беды книжках – рояль в кустах, ага. И никак более.
– Бэмс, – хмыкнул Морхольд, – хотите зефира в шоколаде?
До перекрестка добраться получилось чуть быстрее, чем думалось. Оставалось несколько вопросов. Подъем по чертовой грязевой скользкой мерзкоте, сброс «хвоста» и остаток пути до дома. Именно так.
Морхольд засунул кувалдочку за пояс. Пинком выбил жердь из очередного многострадального забора. Не круглую и прочную, а ребристую и хлипкую. Но лучше, чем ничего. И решительно погреб наверх. Не оглядываясь. Стараясь представить себя не кем иным, как великим и канувшим в Лету великим Бьерндалленом на подъеме.
Жижа цеплялась за сапоги и жердь, тянула вниз. Морхольд сопел и фырчал аки морж, отплевываясь от воды, бившей в лицо. Ливень не успокаивался. Внизу, метрах в тридцати, выли и орали. Старались напугать, не имея возможности добраться. Упертые сволочи, что и говорить. И глупые. От ощущения собственной охрененной крутости. Этого Морхольд простить просто не мог. И поднажал, желая выиграть пару-тройку свободных секунд.
Впереди засерели остатки гаражей, выстроенных во времена СССР. Именно из-за них Морхольд и надеялся на праведное наказание. Только бы добраться быстрее и найти драндулет. И близко к подъему. Господи Боже, только бы сложилось.
Морхольд хрипло выдохнул, вцепившись в чахлый куст, торчащий прямо у самого края подъема. Подтянулся, метнув быстрый взгляд через плечо. Целеустремленные «серые» ползли следом за ним. Хотя приходилось им хуже. Дождь времени не терял, размывая спуск все сильнее.
Искомое он заметил сразу. Бежево-ржавый «таз», то ли шестерка, то ли тройка, вот он, стоит, ждет. И даже чуть в сторонке свалены бревнышки. То, как говорится, что надо. Угу. Если бы не «но».
«Но» смотрело на Морхольда сверху вниз. И даже не просто сверху вниз. «Но» высилось над ним, сипящим и выдохшимся, как мачтовая сосна над чахлой садовой петунией. Как серый волк над зайчишкой-беляком. Как испанский маяк над авианосцем США.
«Но» имело около двух с небольшим метров в высоту. «С небольшим» варьировалось от пяти до пятнадцати сантиметров. В ширину «Но» показалось если и меньше, то совсем чуток.
Одетое в невообразимых размеров нечто, сшитое не иначе как из целых шкур двух, а то и трех кабанов. В таких же огроменных чунях, сделанных из парочки подсвинков. На подошвы явно изодрали тракторную покрышку. «Но» было вооружено охрененных размеров молотом с крюком на верхней его части. И с рожей, замотанной толстыми полосами брезента. И в старых «совковых» сварочных очках. Жесть, в общем, Ад и Израиль, одним словом.
– Твою-то мать… – Морхольд понял одну вещь: он не успеет. Ничего не успеет.
Так и вышло.
Ножища бацнула его в бок. И не сильно, и не быстро… да только мир потемнел и съежился. Чуть ли не так же, как от страха съежилось все у Морхольда в штанах. И тут же, как мамка последнего щенка-сосунка, «Но» подняло его в воздух за шкирку и шваркнуло о те самые бревнышки. Приложив об них второй, вроде бы целой, половиной.
Морхольд шлепнулся о деревяшки, словно куль с дерьмом. Смачно, с сочным жирным хлопком. Потом Морхольд свалился в грязь. Хотелось заорать или завыть, но вышло только заскрипеть зубами и тихо-тихо рыкнуть. Больше сил ни на что не нашлось.
Дождь не успокаивался. Колотил тяжелыми каплями вокруг, бил по голове. Морхольд, заново учась втягивать в себя воздух, осторожно пошевелился. Мало ли, вдруг чудовищу удалось сделать из него отбивную. И сейчас у него внутри вперемешку с осколками ребер бултыхаются в кровяном бульоне селезенка в компании с прочими разорванными внутренними органами?
Сильно хлюпнуло, он замер. Пока не понял, что хлюпнуло не внутри него, а вовсе даже и снаружи. Просто грязь решила из жидкого дерьма превратиться в дерьмо липкое. И засосало добрый кусок одежды, так чудесно ей предоставленной. Так… вроде бы все в норме. Руки-ноги слушаются, спина болит уже привычно, а не как-то по-новому, голова не кружится, блевать не тянет, от удара не обделался. А раз так, то что?
Верно. Еще потрепыхаемся.
Морхольд осторожно отполз, стараясь не отсвечивать. Опасался, пока во всяком случае, зря. Чудовище в шкурах и темных очках-маске нашло себе занятие поинтереснее.
