Судя по всему, им оказался не только я — судя по картине боя, Хвостик, тоже обладающая способностью чувствовать людей издалека, пребывала в не менее расстроенных чувствах, и умудрилась подпустить первых монахов практически вплотную. И сейчас изо всех сил пыталась выбить их со стратегически удобной позиции у поворота коридора.
Краем глаза отметив, что арбалетчик, получивший нож в глазницу, медленно валится вперед, я выхватил оба меча, сбил с ног ничего не соображающего Эола и метнулся на помощь тройке Беаты, Угги и Вовки. Вернее, двойки — Глаз, среагировав на мое появление, увернулся от опускающегося на его голову топора, и, лишив атакующего его монаха правой руки, метнулся за меня. В тыл!
Не врубившись в то, что он делает, я на бегу проводил его взглядом, и только когда он упал на одно колено рядом с лежащим плашмя императором, сообразил, что в позе последнего не так: в груди Мааса торчало аж два арбалетных болта!
Заметив, как Щепкин срывает с себя автомед, я понял, что о Маасе позаботятся, и выбросил мысли о нем из головы. И вовремя: метрах в десяти перед нами, прямо перед лестницей, ведущей с первого этажа, начали строиться тяжеловооруженные монахи в белоснежных балахонах. Причем, в отличие от первых, порубленных ребятами в колбасу одиночек, командир этого подразделения точно знал, что делать! По крайней мере, уже сейчас прорваться через стену ростовых щитов, сцепленных краями, и частокол торчащих над плечами первого ряда длинных копий нам было проблематично. А каждая секунда промедления могла выйти нам боком — в конце строя начали поскрипывать вороты тяжелых армейских арбалетов.
— Надо уходить… — замедлившись, как и я, до нормальной скорости восприятия, выдохнула Беата. — Если… когда они начнут стрелять, боюсь, мы потеряем Эола. Как минимум… Да и с таким низким потолком атаку строя мы не удержим… Копья видишь?
Я видел — шестиметровые древки держали одновременно четыре человека (с третьего по шестой ряды строя), и удар в четыре руки над плечами бойцов двух передних шеренг оказывался по-настоящему страшным. А в тесноте коридора обход строя с фланга или сверху и Беате и мне казался невозможным.
— Эол! Подгони флаер к окну! Уходим! — рявкнул я по-русски. — Сваливай из коридора, и поживее!
Хранитель включил тормоз. Или, как сказал бы Вовка, забыл сняться с ручника: широко раскрытыми глазами он смотрел на то, как воины первых шести шеренг падают на одно колено, и как над их головами возникают арбалеты…
— Маша! Хватай его и уходи!!! — заорал я, ускоряясь до предела, и рванулся поближе к строю монахов — на то, чтобы перегнать флаер с крыши, необходимо было время, и я собирался сделать все, чтобы Эолу его хватило…
Разминая запястья перед началом работы на мечах, Гойден с трудом сдерживал довольную улыбку — план, еще полгода назад показавшийся ему безумным, начал приносить первые плоды! Да еще какие! Во-первых, заработала идея использования смертников — за какие-то два десятка дней столицу залихорадило. Народ, перепуганный появлением пророков и той белибердой, которую они несли, начал реагировать на распускаемые людьми Игела слухи. И сейчас горожане, услышав об очередном «откровении», уже не бежали к ближайшему монаху белой сотни, а внимательно прислушивались к подробностям, а потом шепотом пересказывали их друзьям и знакомым. Количество тех, кто начал верить в скорое пришествие Освободителя, увеличивалось с каждым днем — скорость распространения новых слухов, по докладам наблюдателей, за последние дни увеличилась втрое, а количество фанатично преданных Маасу людей постепенно уменьшалось. Во-вторых, провокация с убийством патруля Белых в стиле солдат короля Коррина вызвала панику не только среди народа, но даже в рядах императорских телохранителей — полузабытую историю убийства людьми Ольгерда предыдущего императора вспоминали все и вся, а среди офицеров Белой сотни на полном серьезе обсуждались планы войны с Аниором. По слухам, сам Маас Угрюмый винил в смерти своих людей короля Ольгерда и на полном серьезе лелеял планы мести.
А последнее, еще не проверенное сообщение от десятника, внедренного в Белую сотню, вообще не лезло ни в какие ворота: присланное голубиной почтой сообщение утверждало, что вчера ночью во дворце объявлялся король Коррин со своими воинами. И еле унес ноги. Как и в прошлое его появление, никого из его воинов ни убить, ни захватить в плен не удалось, но это было не так важно: потеряв сорок с лишним монахов убитыми, тяжелораненый император рвал и метал от бешенства.
Зная характер Мааса, Гойден мог с уверенностью утверждать — оклемавшись после ранения, император преминет объявить мобилизацию, и, собрав достаточно сил для полномасштабной войны, двинет армию на Аниор. А, значит, оставит столицу без присмотра!
— Надо только немного подождать… — выхватывая из ножен оба меча, пробормотал он. — Ну, и по возможности, ускорять процесс…
…Тренировка удалась на славу — парные клинки постепенно становились частью его тела, и пусть повторить большинство тренировочных комплексов Коррина даже в половину нормальной скорости у Гойдена еще не получалось, мечи перестали вываливаться из его рук.
«В этом что-то есть»… - положив оба клинка на скамью, сотник размял дрожащие от усталости пальцы и мечтательно посмотрел вдаль: «Эх, раздобыть бы пару Черных мечей, и постараться привыкнуть к ним»…
— Брат Гойден! Брат Гойден! — вопль одного из телохранителей, раздавшийся с края тренировочной площадки, заставил Игела поморщиться: заниматься делами после хорошей тренировки он не любил: сознание, сконцентрированное на освоении боевой техники, с трудом переключалось на бытовые проблемы. И его телохранители об этом знали. Значит, проблема была достаточно серьезной, чтобы брат Мурман рискнул прервать его размышления.
— Слушаю… — убрав с лица гримасу раздражения, Гойден повернулся к нему лицом и вопросительно приподнял бровь: — Что там стряслось, брат?
— Вернулся брат Юган! Просит срочной аудиенции…
— До утра не потерпит? — кинув взгляд на зарево заката, медленно гаснущее над лесом, спросил сотник.
— Он утверждает, что дело чри… — чрес… — через-чайной важности… — исковеркал сложное слово монах. — Что мне ему передать?
— Я разделю с ним ужин… — подхватив со скамьи чистую рясу и оружие, Игел решительно направился в сторону приготовленного для омовения бака. — Попроси, чтобы накрыли в моем кабинете. На двоих. А Юган пусть пока подождет в коридоре…
— Будет сделано, брат! — склонив голову, воин развернулся на месте и быстрым шагом направился к малым воротам монастыря…
