– Не знаю, – уныло покачал головой Михаил. – Только не нравится мне это. – – А мне нравится! – наперекор упадническим настроениям супруга решила я. – Смотри, как здорово! Даже на море в шторм такого не увидишь. Ходит ходуном, как живой! – Потом подумала и добавила: – Чисто Солярис!
– Это еще что такое – искоса глянул Михаил.
– Да есть такое…-неопределенно сообщила я.-Квазижизнь. Из квазилитературы, – и с не совсем искренним воодушевлением (очень уж хотелось расшевелить сонное настроение мужа) подбросила свеженькую идею, – Слушай, а может, пустохлябь тоже живая? Этакий всепланетный мозг вашего мира!
– Еще один божественный источник? – удивился супруг. – Что, снова надо будет идти и затыкать?
– Такой не очень-то заткнешь, – покачала я головой. – Это не компьютер из сети выдернуть…
– Но он же был заткнут! – возразил муж. – Сколько себя помню, всегда…
– Заткнут – да не нами! – весело потрепала я Михаила по кудрям. – Ладно, вспоминатель-долгожитель, пошли завтракать!
* * *
Завтрак проходил степенно и тихо. За столом, кроме нас, было только ближайшее окружение – несколько князей во главе с первым воеводой – князем Зиновием.
– Надо все-таки собирать полки, – напомнил ему Михаил. – Выступаем же!
– Ну хоть день еще попраздновать, отдохнуть, а? – меланхолично попросил Зиновий
Видно было, что ему не хочется спорить с великим князем, но еще меньше хочется трогаться сегодня с насиженного места.
– А давай сами съездим в царов лагерь? – предложила я Михаилу. – На твоем новом коне. Посмотрим, что у цара делается. Вдруг и правда волхвы с нечистью угомонились и война уже больше не нужна? Заодно и твоим Камазом похвастаемся. Страху наведем, чтоб десять раз подумали, прежде чем грозить такому великому князю!
Вот эта идея мужу понравилась.
– А что? – подбоченился он. – А и покажем! Знай наших! На том и порешили.
* * *
– Это и есть боевой лагерь ополчения? —подивилась я, высовывая голову над бугристой каменной крышей Камаза. Мы остановились прямо перед входом в самый большой шатер – наверняка даров. Но ни поста у входа, ни тревожной беготни в связи с нашим нежданным-негаданным явлением прямо в центре неприятельского лагеря – одна сонная тишина. Только мимо проплелись несколько дружинников, недовольно глянув на глыбу, загородившую проход. Но ничего не сказали и даже не заинтересовались.
Цар тоже не показывался. Пришлось, забыв всякую осторожность, самим идти к нему в шатер.
Там все было так, как и надо: малиновый трон под балдахином на почетном возвышении. На нем – царово величие со скипетром и державой – в самом что ни на есть суровом виде. По углам жмутся кучки придворных. Но как-то все это больше напоминало неумелую декорацию, выполненную халтурщиками. Причем не на основе личного опыта, а понаслышке.
Присутствовала в шатре и царова воля. Но и она напоминала теперь не смертельно опасный ураган, а унылый пылевой столб из тех, что закручиваются временами на степных проселках.
– Князь Квасуров, княгиня Шагирова! – спохватился секретарь, торопливо задергивая за нами полог входа.
Государь одарил нас тяжелым взглядом и негромко сообщил: – За проявленное послушание и беспрекословное выполнение даровой воли Квасуров и Шагирова даруются нашей милостью. – Продохнул, как после тяжелого бега, продолжил: – Прощением. Оставлением титула «великий» князю и присвоением титула «великая» княгине.
Смотри-ка – не обмануло царово величие!
– Дозвольте вопрос? – смело подняла я голову. – Как там с нечистью и волхвами?
Цар даже моргнул от столь вопиющего нарушения придворного этикета. Но, видно, мы и впрямь стали значительными шишками, которым многое позволено, потому что с трона тут же последовало тихое распоряжение: – Ввести!
Тут же пред нашими лицами явлено было требуемое: волхвы с нечистью.
Их жалкую группку ввели, подталкивая в спину древками бердышей. Вернее, подталкивать приходилось только волхвов– вконец растерянных, потерявших всю свою величавую самоуверенность, зыркающих теперь исподлобья, скорее с испугом. Нечисть же, мелкой порослью, похожей, и правда, на кучку карикатурных обезьянок, сама жалась к волхвовским ногам, будто ища там последнее свое прибежище.
Самым интересным для меня оказалось то, что если мысли волхвов я видела отчетливо, хотя там и видеть-то нечего было – сплошная серая тоска и ужас, то мысли нечисти разглядеть никак не удавалось. То вроде как мелькнет что-то, хоть немного напоминающее разумное суждение, то опять пропадет, будто и не было…
– Потеряв свой источник силы, обманно выдаваемый за Божью волю, – тут же оповестил нас выступивший сбоку глашатай. Он развернул бумагу с указом, читанным уже не раз и запомненным едва ли не наизусть, – лишилась та нечисть и разума. И явила свою истинную сущность – уродливую и богомерзкую. Люди же, зовущие себя волхвами, уличены были в злостном тайном заговоре противу царового величия…
Цар на троне чуть шевельнул скипетром, и глашатай послушно смолк.
– А всех остальных воинов моих и воевод зачем воли лишили? – негромко поинтересовался цар, адресуясь к нам. – Боитесь меня? Так вам бояться нечего. Вы показали покорность, выполнили, о чем говорено было. Негоже этак теперь-то обходиться с верными моими людишками…
Он увещевал нас. Да что там! В переводе на обычный, не придворный, язык общения – это была просто-таки мольба, обращенная к нам с трона!
Значит, не показалось. Получается, и впрямь в царовом войске что-то неладно. Только что? И почему? И что делать нам? Оправдываться, нелепо разводя руками, – мол, не мы это, мы, великие князья, никаких диверсий против вашего ополчения не устраивали, тут налицо недоразумение?..
Я замерла в растерянности. Потом обернулась к мужу за помощью.
– Ваше царово величие… – с должной дозой почтения в голосе начал Михаил.
Однако продолжить не смог. Все звуки потонули в грозном низком гуле, заполонившем вдруг пространство и качнувшем полог государева шатра.
Гул этот пришел очень по-хозяйски и, возникнув из ниоткуда, кажется, уже не собирался прерываться. Он мерно колебал почву под ногами, заставлял вибрировать деревянные опоры шатра, основательно расположился на мембранах барабанных перепонок наших ушей. Он был так необычен, что сломал даже заскорузлые рамки придворного этикета. Челядь перепуганной цыплячьей стайкой кинулась к выходу. Узнавать: что такого нового и небывалого произошло в мире, если возник и существует этот грохот?
Да и само царово величие не усидело на своем тронном насесте, чинно поднялось, недовольно при этом глядя на нас. Будто и в громе мы были повинны!
