— Ты правильно поняла. Это года жизни, — раздался позади тихий голос Волкова. Девушка вздрогнула и оглянулась, с недоверием посмотрев на Владимира Викторовича. Он не врал! Она просто почувствовала это. Да и зачем им ей врать? Но вопросов становилось все больше и больше. А Ленкин папа продолжал: — Они все погибли. Саша остался один. У него был выбор или умереть, или попробовать спастись, уйдя в неизвестность. Он выбрал второе, — и, помолчав, добавил, — Сейчас он опять выбирает.
Настя поджала губы.
— Вы должны мне все рассказать! Но сначала отведите меня к Саше, — она развернулась и первой вышла из этой страшной комнаты, наплевав на субординацию и звания.
XV
— А Валя ботаникой увлеклась, все время, когда не учится, на ферме проводит. За Николаем Ивановичем хвостиком ходит. Он диктует, она записывает за ним. Смешные такие. Старый да малый. Он ей говорит что-то, она пишет, серьезная такая, в белом халате, как докторша маленькая. Ость, завязь, колоски, тычинки. Говорит, пшеницу они какую-то хотят вывести особую, чтоб не голодал никто и никогда. Ты же знаешь, как Валя к хлебу относится. А товарища Вавилова [574] она дедой Колей называет. А он академик. Сердитый, жуть! Взгляд такой пустой, страшный. А с Валей улыбается, спорят все время о чем-то, разговаривают, он ей сказки рассказывает, истории всякие. Оказывается, его перед войной арестовывали. По доносу. Он в тюрьме год сидел. А зимой сорок первого вместе с женой сюда привезли. Сказали, что он оправдан, — на сухие Сашины губы вместе с тяжелым дыханием вылетела капелька тугой тягучей желтоватой слюны, не прекращая рассказ, Настя промокнула рот мужа мокрой тряпочкой. Нажав кнопку сбоку кушетки, подняла спинку в положение полулежа и поднесла поилку с длинным тонким носиком к губам, внимательно глядя на горло. Кадык слабо шевельнулся. Пьет. Кормить также приходилось через поилку жидкой кашицей, следя чтоб не подавился. Хотя основное питание все-таки пока еще идет внутривенно. Сергей Сергеевич Юдин говорит, что Саша уже должен прийти в себя. А он все никак не очнется. А вдруг так и останется⁈ На ресницах девушки повисли тяжелые капли, одна упала на лицо парня и сползла к бинтам, тут же впитавшись в белую стерильную ткань. Нет! Не останется! А даже если останется, все равно она будет рядом. Кормить, поить, мыть. Настя с трудом подавила в себе рыдание, но полувздох-полувсхлип все равно вырвался из груди, — Я читала. Это ты его спас. Ты много кого спас. А я тебя спасу! Ты только очнись скорее. Мне плохо без тебя!
Она аккуратно опустила кушетку, поставила поилку на металлический столик, плавно встала и кинулась в санузел. Только здесь дала волю слезам. Доктор Юдин сказал, что Саша, хоть и без сознания, но может чувствовать все, что происходит рядом с ним, а ей не хотелось, чтоб он знал, какая она у него плакса. Но как же ей его не хватает! В полку, среди друзей и подруг это так не ощущалась. А здесь, оказавшись в одиночестве, пришло осознание, как много значил для нее этот парень. Надежный, спокойный, все знающий. Они и не ссорились-то толком ни разу. Хотя Саша мог и накричать, а мог и матом. Особенно во время боя, когда она зевала или делал что-то не то. Ну, так во время боя все такие. Она сама могла Зинку приложить крепким словом, правда и та могла ответить, но все это оставалось в небе, в бою. А на земле потом лишь разбор, иногда с разносом. Но то служба, по-другому никак. А вне ее Саша был как скала или как мишка из русских сказок, что читала ей в детстве мама. Теплый, сильный, нежный. И сейчас вдруг ничего этого не стало.
А он ей так нужен! Понять! Разобраться! Ведь если все, что она узнала на Ковчеге правда, то это страшно! Это получается все зря! Война эта зря! Ребята и девчата гибнут зря! Советского Союза не станет! Коммунизм никто не построит! К власти опять придут буржуи. А там новая война и конец. Конец всего. Это же не может быть! Но ведь было. Зачем товарищу Берия и Волкову ее обманывать? Да и видела она съемки с вертолета Смоленска из Сашиного мира. Почти такие же руины, как и здесь. И даже церковь на высоком берегу Днепра так же чудом сохранилась. Только вот город больше. Вернее то, что было городом. А еще видела мертвые безлюдные поселки. Сережа показывал на компьютере. Сын Лаврентия Павловича. Они, оказывается, с Сашей знакомы.
Тогда зачем все это? Для чего? В чем смысл? Все равно все исчезнет. Человечества не будет. Совсем. Лишь руины и мертвая земля. Но и сдаться без борьбы нельзя! Саша же не сдался. Он смог выбраться оттуда. Спасти Петю Никифорова. Попасть к товарищу Сталину.
Она представила, как он тут жил, запертый в этом огромном бункере. Хоронил друзей и знакомых одного за другим, пока не остался совсем один. Больной, обессилевший заканчивал работу, чтобы запустить установку. Практически без шансов на успех. Ее передернул от накатившего ужаса. Она бы точно сошла с ума.
Ей вспомнилось, как Саша впервые зашел к ним в класс. Бледный, с тяжелым взглядом исподлобья, в новом дорогом франтоватом костюме совершенно не к месту. Все подумали, что он выпендривается. А у него просто ничего другого не было. Только форма и этот костюм. Еще и Волкова дура, наплела, что он трус, бежал от немцев. Лена хорошая подруга, но вот эта непробиваемая уверенность в себе, порой раздражала даже тихую, добрую и безответную Настю. В тот день Саша после уроков ушел домой, а они еще оставались. Мальчишкам надо было на дежурство в штаб ПВО, а девочкам в госпиталь. Обсуждали новенького. И осуждали. Поляковы даже побить его хотели. Коля Литвинов не позволил. Сказал, что мы не шпана, а комсомольцы. А Насте было жалко угрюмого, необщительного паренька. Потом они стали помогать друг другу с уроками. Сначала Насте поручили Сашу по комсомольской линии. Просто потому что жили по соседству. Правда, Волкова жила еще ближе, но Лена Стаина почему-то невзлюбила. А потом случился этот арест, разговор с Берией, ночь на квартире у Мехлиса, первый поцелуй. И кто бы что ни подумал, с Сашей она не по заданию Лаврентия Павловича. Сашка ей сразу понравился, еще в первый день.
Настя умылась холодной водой. Из зеркала на нее смотрело бледное, осунувшееся лицо с красными и опухшими от слез глазами в обрамлении черных кругов. Пришлось еще раз умыться. А вдруг Саша очнется и увидит ее такой страшной. Постояла у зеркала, приходя в себя и тщетно пытаясь разогнать тяжелые мысли. Голова была тяжелая, виски давило болью. Нормально поспать не получалось с самого прибытия на базу. В голову все время лезла какая-то ерунда, не давая заснуть, а если и получалось отключиться на некоторое время, тут же приходили сны. Страшные, липкие. То она оставалась одна в темных коридорах базы, блуждала не находя выход, пока не проваливалась в какой-то черный колодец. То к ней тянули руки мертвецы с фотографий из Зала памяти. То какой-то старик с седой бородой и в белой домотканой одежде, сочувственно качал головой, но стоило Насте попытаться посмотреть ему в глаза, приходило ощущение падения, и она с криком просыпалась.
Растерев лицо жестким, приятно пахнувшим полотенцем она вернулась в палату. Бросила быстрый взгляд на мужа, все, как и прежде, никаких изменений. Посмотрела на часы. 20–24. Половина девятого. Скоро зайдет Сергей Сергеевич и прогонит ее спать, а на ее место заступит сиделка. Сколько раз она просила поставить ей кушетку здесь. Ни в какую! Настя подошла к Саше и, наклонившись, коснулась губами его губ. Ее не смутили ни тяжелый, неприятный запах больного тела, ни покрытые черно-белым налетом с капелькой густой слюны губы. Сейчас в ней бурлила смесь из любви, нежности и бессильной ярости, что она ничего не может сделать, чтобы помочь родному, любимому человеку. Внезапно девушка почувствовала, что что-то изменилась. Словно легкая, освежающая волна прокатилась по медицинскому боксу и рассыпалась, ударившись о белоснежные стены. Губы парня слегка дрогнули. Настя отпрянула и с надеждой и недоверием посмотрела на Сашку. Он глядел на нее мутными, но с каждым мгновением все сильнее проясняющимися глазами, приспущенные веки подрагивали, не в силах открыться полностью. Тело ощутимо напряглось под простыней.
