Он нырнул в квартиру, захлопнул за собой дверь, попытался запереть изнутри — но где там! Замок был зверски поколечен при вскрытии. Тогда там загремели какие-то шкафчики, которыми она на бегу пытался завалить проход.
— Крыс! Серый! Кто там?? — снизу огромными прыжками несся вверх по лестнице батя с люгером наизготовку.
Не отвечая, я схватился за ручку двери, за которой секунды назад скрылся Ибрагим, и рванул ее на себя…
И тут же в квартире оглушающе грохнуло.
Долбануло так сильно, что я выпустил дверную ручку и аж присел, на мгновение подумалось — не обрушились бы стены… Но это так, на миг. В натуре рвануло только в квартире, хотя и сильно. В открывшуюся дверь повалил белый вонючий дым. Взбежавший на площадку батя спросил меня что-то, но в ушах от моих выстрелов и этого взрыва так звенело, что я ничего не понял. Помотал головой. Он опять меня о чем-то спросил. А, понял. Ибрагим, говорю, сбежал. Сам своего голоса не расслышал. В ушах еще звенело.
— Ты стрелял? — я понял по губам.
— Я. Не попал.
Сверху по лестнице, охая, показался Володя.
— Володь, ты как?
— Я к Ольге Ивановне шел, когда он на меня сверху выскочил. Как толкнет меня! Я закричал, — а он вниз побежал. Потом уже выстрелы. Убежал?
— Не зашиб он тебя?
— Ушиб, да. Я об стену ударился. Но ничего… Убежал, что ли?
Батя засунул пистолет за пояс.
— Куда он, к черту, от нас убежит… Разве только на тот свет.
Я хотел пройти в квартиру, но батя остановил меня:
— Подожди, пусть чуть сквозняком протянет. Там же не продохнуть.
Через минуту дым поредел, и мы, пригибаясь, вошли в квартиру. Перешагивая через шкафчики и тумбочки, прошли в комнату, где был сделан лаз. Я держал наган наизготовку, батя же свой ствол не доставал; заметив, что после сработки его мины-сюрприза там из опасностей может быть только одна: испачкаться в кровавом фарше.
Ну, фарш не фарш, но досталось Ибрагиму здорово. У стены горел изломанный диван, которым мы задвигали для маскировки дыру в стене; вернее — его порванная в клочья обивка. Взрывом вынесло стеклопакет вместе с рамой, и в квартире вообще царила полнейшая разруха. На прежде белом потолке дымными мазинами запечатлелся взрыв, тлели обои; воняли и дымились какие-то ошметки, тлело то, что недавно было Ибрагимом.
Смотреть на него, вернее, на его останки, было крайне неприятно. И он еще шевелился!
В дверь просунулись перепуганные лица мамы и Люды. Толик с Белкой куда-то с утра смотались, их не было в Башне; уж такую тревогу они бы не проспали…
Батя махнул рукой женщинам, чтоб уходили. Увидев всех живыми и невредимыми, они успокоились.
— Володь, сделай доброе дело, принеси, пожалуйста, маленький огнетушитель из мастерской. — обратился батя к Володе, и тот тут же уковылял наверх, попутно рассказывая Люде и маме о происшествии.
— Ты смотри, посекло здорово, но не фрагментировало… Я думал на части порвет. — батя присел рядом с телом Ибрагима, потрогал намотанную у того на руке цепь, — Как это так вышло-то?
Я коротко рассказал ему, как обстояло дело.
— Ага. Готовился, стало быть, мерзавец. Ну, понятно. Тут твоей вины нет. Надо в «регламенте» что-то менять, для недопущения таких эксцессов в будущем. Сбил замок, значит… И, по наивности, решил сбежать через знакомый лаз, ага. Наивный, да. Как все эти уроды. Неужто мы бы оставляли лаз в другой дом, и не подстраховались бы?
Я согласно кивнул. Действительно, дурак. Я-то знал, что и не сработай вдруг почему-то эта мина, его и по ту сторону стены, и в самом Институте ждали еще несколько столь же веселеньких, батиного изготовления сюрпризов, — никуда бы он не делся. С тем же успехом мог просто кидаться вниз из окна, с восьмого этажа.
— Это у тебя что было? Бутылка из-под шампанского?
— Не. Керамический изолятор, большой. С ГПЭ. Ну, с готовыми поражающими элементами. Да не суть важно. Видно, что сработало штатно…
Ибрагим шевельнулся и что-то промычал.
— Сделай-ка контроль! — попросил меня батя, вставая и отходя на шаг.
Я вынул наган, взвел, и, также отойдя на шаг, выстрелил Ибрагиму в дымящуюся обугленную голову.
Тут же сверху по лестнице опять застучали каблуки, и опять взволнованные лица мамы и Люды показались в дверях.
— Че, так и будете весь день туда-сюда бегать? — осведомился у них батя, — Все, что могло произойти, уже произошло, не беспокойтесь.
И уже ко мне и к Володе, начавшему поливать дымящий диван и обои из углекислотного огнетушителя:
— Вот ведь какие убытки сегодня; можно сказать, — потери в живой силе и технике… Одному ногу проткнули, второму чуть голову не оторвало… И еще хорошо, что так обошлось…
— Ну, это ж только в «живой силе», — тактично поправил Володя, поливая струей газа дымящееся тело бывшего вождя гопнической стаи. Заметно было, что от вида изувеченного взрывом тела он не испытывал никаких особых негативных эмоций, его больше волновала шишка, полученная при ударе о стену, и бардак в квартире, превнесенный взрывом, — это ж все придется убирать… Видать, насмотрелись они ужасов в обратном путешествии от границы.
— Ну не… — не согласился батя, — А мина? Это ж расход! Израсходовалась одна единица технической защиты Башни, придется восполнять. Ну, ладно.
Но потери, как оказалось, были еще больше, — Ибрагим, перед тем как сбить ломом замок и убежать, забил насмерть Равшана.
Мы постояли над его окровавленным телом.
— Да наплевать, в общем-то… И основные работы уже закончены, и что — мы пеонов новых не найдем? — такова была эпитафия над телом Равшана.
И только- то.
Да и действительно, за новыми пеонами дело не стало.
Рынок был сегодня удачный. Иванов уже продавал третий мешок картошки, а базар толком еще и не начался. Конкурентов было немного, всего человек пять, троих из них он знал по прежним приездам. Сразу определились: кило картошки против четверти «леща», как называли в просторечии кредитные обязательства «МувскРыбы» с логотипом осетра на голограмме, — это была самая твердая и востребованная валюта. Подъехав в любое время суток к опутанным поверху «егозой» воротам «МувскРыбы» можно было тут же, без проволочек, у специального окошка обменять билеты на увесистые баночки консервов — рыбных, или, по курсу, мясных. Знакомый уже кладовщик мог за некоторую мзду, а точнее, за 20 %, поменять и не на свежесделанные, а на старые, еще «гостовские», «добепешные» консервы… Об этом стоило подумать.
Брали и другую валюту: талоны Новой Администрации, — по два талона за кило, инфляция… Доллары и евро, — по 200 и 150 соответственно. Из-под полы, таясь, брали деньги Районной Администрации, запрещенные к хождению на территории, подконтрольной Администрации «городской». Местная добепешная валюта давно уже была никому не интересна. Брали и на обмен — автоматными патронами 5,45Х39, или винтовочными, к которым у селян «было» еще с партизанских времен, благо войны Мувск ни одна не миновали. Ценился порох и капсюли, а особенно — курево. Своего самосада ни у кого еще не было, докуривали остатки старых запасов сигарет, бычки, кляня себя за непредусмотрительность — когда выносили магазины, брали сдуру дорогую бытовую технику, в то время как настоящая ценность — сигареты, буквально валялась под ногами…
