Три дня пути с грузом в одну сторону, два — налегке обратно. На тропе ночлежные лагеря с пропитанием. Верблюдизм-лошадизм не радует. Тридцать килограмм поклажи позволяют отлично пропотеть. При мысли об исползовании коромысла или носилок энтузиазма он в себе не ощутил, хотя, может быть и неправ. Голохвостые искусно пакуют тюки, и заплечные лямки прилаживают удобно, и налобный ремень приспосабливают. Умеют они носить разнородные грузы. Каноэ, шатровые покрытия — на всякую вещь своя ухватка.
К Стартовому лагерю подходят новые роды племени. Груды тюков на берегу, кажется, не убавляются. Три бригады носильщиков перемещаются так, чтобы в одну из путевых точек приходила одна. В дороге встречаются. Перешучиваются, помогают груженым соплеменникам поправить поклажу, перебрасываются словечком-другим, пока длится передышка. Женщины под вьюками не используются. Идут налегке с детишками и контролируют, чтобы их мужчины, эти недоразумения, годные только на то, чтобы есть, спать и приставать, ничего не забыли, и сложили всё как следует туда, куда положено.
Оружия наготове никто не держит, охранительных или разведывательных мероприятий не отмечается. Тропа благоустроена, мостики через ручейки, а на откосе, вдоль которого проходит часть пути, ноги носильщиков образовали уступ, сморщив грунт в этом месте, стянув его подошвами кожаных тапочек сверху вниз.
* * *
Мишка всего два раза сходил по маршруту, а потом его поставили к горну. Пока он его сооружал и устанавливал наковальню из Стартового лагеря пришли Айн и Сайка. Принесли Кряна, раскинули семейный шатёр. Ковались элементы шарниров для парусов-крыльев. Там в основном деревянные детали, но элемент скольжения и шпонка, что его держит, должны быть твёрдыми.
Сами паруса и каркасы мачтовой системы делает всё тот же кум Тыква с помощью Карасика. Остальные трудятся на переноске тяжестей. От этого места род Голохвостых уйдёт под парусами. Вернее, до мест, где паруса потребуются, вниз по горным ручьям лодки поведут на верёвках, но это уже не очень тяжело. Первыми Финишный лагерь покинули Мохнатые Лягушки. Не столько разведка, сколько дипломатическая миссия.
Вниз по течению живут оседлые кроманьонцы. Выдрам надо устроиться на землях, которые они считают своими. Причём сделать это необходимо мирно, к общей пользе. У Мохнатых в этих краях имеется родня, давненько встречаются, нередко гостят. Мишке показали крупное жёлтое зерно, которое местные выращивают. Кукуруза. Однозначно. Ну что за противное место! Одни невкусные каши. Просяная, перловка, теперь кукурузная. Ни гречки, ни пшёнки, ни риса. Даже овсянки в этих местах не растет.
Так вот, одно дело, если небольшой род приедет погостить на недельку, другое — племя, численностью поболее тысячи особей на годик-другой. Есть разница.
Среди Мохнатых, кстати, оказалась матушка Саякинон. Тоже телом не дородная, волосом русая, и кожей светлее остальных. Наверное, северные кроманьонцы такие. Хотя, чего это он тупит? Кукуруза она ведь из Америки, значит, ничего не будет худого, если называть местных жителей индейцами. Только вот про земледелие в этих краях он не слыхал. Индейцы всегда жили охотой, если он верно помнит. И ходили с голым пузом и полной шевелюрой перьев. И без конца курили трубки мира. Ладно, правда — не то, что запомнилось, а то, что глаза видят. Попал он, выходит к неоперённым некурящим индейцам, склонным к мерзлячести.
Еще заметил, что молодые женщины частенько стайками ходят в лес, и возвращаются оттуда с пучками сухих травинок или молодых листиков. Сразу припомнился Лунный Лучик. Как объяснял он, что на самом деле эти создания ищут там большой и чистой любви. И ведь все знают, но никто не возмущается. Или знают не все? Неудобно спрашивать, вдруг заложит кого-то!
Айн и Сайка в лес не ходят. Они хорошо наловчились помогать ему в кузнице. Поддают опахалами воздух в горн, случается и молотком стукнут, куда он укажет. Бывает, когда третьей руки не хватает, особенно если зубилом надо рубануть или бородком дырку пробить. Есть подозрение, что и без него управятся в крайнем случае. А вообще-то стали осталось совсем немного. Всё золото, что отыскали, он переплавил. Жалко, что меди уже не было, но серу определённо выжег.
* * *
Плохо, что руды в Золотом Ручье вообще оказалось не так много, как он поначалу думал. Даже ножей, что наделал ещё дома, на всё племя не хватало. Не Мишкиного ума это дело, однако Питамакан явно придерживает запасец стальных изделий и не торопится осчастливить соплеменников из братских, можно сказать, родов плодами кузечных потуг своего мастера.
Но, пока они явно в горах, и никуда не торопятся, самое время побродить по быстрым ручьям, попытать камушки на способность прилипать к его ножницам.
Красивое местечко. Невысокий, можно сказать, камерный водопадик прикрывает своим потоком аккуратную каменную полку, стоя на которой за ним можно спрятаться, словно за занавеской. Полотнище воды, разбиваясь внизу на отдельные струи, вливается в далеко не гладь скромных размеров водоёма, вызывая в этом месте бурлёж и пузырение. Практически, не разбрызгивается ничего, высота здесь несколько метров. Нет ни водной пыли, ни потуг на радугу.
Дальше идёт озерко, плавно сходящееся в узкое порожистое русло. Но поток шумит негромко, скорее это журчание, правда весьма внятное. И водопад, хоть и слышен отчётливо, но не подавляет слух грохотом. Покрытая весенней травой площадка, с которой открывается прелестный вид на заросшие склоны и скалистые обрывы, окружающие уютную, закрытую от ветров долину, купающуюся в ласковых лучах солнышка. По идее Мишке должно быть хорошо.
А на самом деле ему плохо. Никак не наполняется его сердце чувством единения с природой. Он обшарил множество ручьёв и речушек, перебрал тысячи камушков на осыпях, перещупал своими нережущими ножницами всё минеральное, что встретил. Ничего к ним не липнет. Он остался без руды. Остаток рельса, несколько полукилограммовых отливок — это всё, чем он располагает. Останься он на старом месте, пожалуй, смог бы понемногу наковыривать в ручье самые мелкие самородки, но добыча падала бы, по мере опустошения русла, и катастрофа с металлургией тоже наступила бы плавно, но неотвратимо.
Заботит Мишку его статус в местном обществе. Изготовитель доброго инструмента — ценный член коллектива. И, естественно, у него есть всё, чем только способны побаловать человека окружающие. А нахлебников балуют неохотно. Не убивают, конечно, живут в роду старики, калеки встречаются, немощные. Хм. Он ведь дофига всего видел. И убогие, которых он замечал, тоже что-то делают. Детишкам сказки рассказывают или следят за тем, чтобы дрова под горшком горели ровно. В роду Голохвостых никем не пренебрегают, всех припахивают.
