— Страшные вещи ты говоришь.— Анна смотрела в сторону остановившимся взглядом. Фривольные мысли выветрились из ее хорошенькой головки со стремительностью тающего под лучами солнца утреннего тумана.
— Действительность куда страшнее,— веско произнес Хук.— Впрочем, сейчас не время об этом говорить. Скоро многое изменится и — я на это надеюсь — прояснится. Не забудь, что на завтрашнем заседании тебе, возможно, предстоит выступить и рассказать обо всем, что тебе пришлось пережить.— Аксель искренне надеялся, что до этого не дойдет, но сейчас предпочел высказать худший из вариантов.— Конечно, во многом твой рассказ лишь повторит мой, но слова двух человек вдвое весомей показаний единственного свидетеля. Тем более что меня попытаются обвинить в авантюризме, лжесвидетельстве, а может быть, и в других грехах.
— Не бойся, милый, я с тобой,— с улыбкой молвила Анна. Она уже успела оправиться от неожиданности.— Уж меня-то они не посмеют обвинить в склонности к авантюризму.
— Прошу простить, мисс Стенсен, но вам пора на процедуры.— Смешливая сестричка возникла словно ниоткуда и остановилась за спинкой кресла-каталки, взглядом недвусмысленно предлагая пациентке занять свое место.— Прошу вас,— повторила она, видя, что Анна проявляет все признаки непослушания — на голос ее не отзывается, выполнять команду не спешит.
— Мне тоже пора, милая,— пришел девушке на помощь Соломон. Анна недовольно посмотрела на него, потом на сестричку, но улыбнулась, на этот раз решив не сердиться.
— Пока я здесь, ладно,— она подарила Солу выразительный взгляд,— но после…
* * *
Аксель велел водителю остановиться на стоянке у небольшой площади в центре Старого Города. Старый Город представлял собой обширный район построенных из серого камня зданий — серых, чопорных и унылых; район, который в народе не слишком уважительно называли Кладбищем, но которым тем не менее гордились как одним из немногих сохранившихся до наших дней памятников прошлого. Лет сорок назад развернулась широкомасштабная дискуссия по поводу того, сносить его или оставить в качестве образчика расточительной философии старого градостроительства. Совершенно неожиданно на защиту последнего из оставшихся на планете пятачков полностью надземного градостроительства встало значительное число общественных организаций и фирм, никак не проявлявших себя прежде, и муниципалитету, скрепя сердце, пришлось уступить.
Только что перевалило за полдень, короткий рабочий день большинства фирм закончился, служащие спешили убраться из каменной печи исторического центра, и места на стоянке освобождались одно за другим. Соломон вышел из машины и не спеша побрел по прожаренному тротуару мимо многочисленных летних кафе и маленьких лавочек, торгующих чем попало. Остановившись на противоположной стороне площади, он полез в нагрудный карман и вытащил раздобытую Блэкфилдом визитку с адресом. Любопытно. Фирма «Наш дом — Земля!» располагалась в двадцатиэтажном здании серого гранита с двухметровыми стенами, способными выдержать артиллерийский обстрел несовершенных орудий древности. Название фирмы и внешность приютившего ее мрачного строения, больше всего походившего на склеп, настолько не гармонировали друг с другом, что Соломон невольно покачал головой.
Кому могли прийтись по вкусу эти мрачные дома, не вызывающие иных чувств, кроме уныния? Он буквально услышал поскрипывающие в недрах мастодонта лифты, позволявшие клиентам не ходить по мраморным лестницам с бронзовыми, покрытыми патиной перилами, а прямиком переноситься к цели. Почему-то ему представились покрытые дубовыми панелями стены, которые он видел в клинике доктора Фуджи. Он усмехнулся своим мыслям и пошел дальше, вдоль потока гиромобилей, стремительно уносивших своих владельцев в загородные зоны отдыха. Он машинально взглянул на часы — без четверти час. Самое время. Судя по надписи на визитке, он должен поспеть к закрытию конторы.
Аксель не спеша шел, перелистывая в голове конспект событий последних дней, пытаясь сформулировать в осмысленную фразу бурлящее облако неприятных ассоциаций. Итоговый вопрос не желал принимать окончательной формы, и это обстоятельство действовало на нервы. Он чувствовал себя как разведчик перед заброской на вражескую территорию, отдающий себе отчет в том, что должен раздобыть важные сведения, но представления не имеющий о том — какие? И вдруг он понял, что мучает его последние дни. ОНИ ДОЛЖНЫ «ВЗЯТЬ ЯЗЫКА»… Без живой крысы в клетке или хотя бы ее трупа, любой их аргумент, любой вещдок, включая захваченных в клинике кукол, на завтрашней Сессии окажется немедленно подвергнутым сомнению. Посеянная неуверенность в отношении достоверности присутствия на Земле Крыс, неизбежно породит сомнение и в остальных утверждениях Мтомбы, Анны и его самого… Ситуация — хуже не придумаешь… Поздновато пришло понимание. Хорошо хоть не слишком поздно — можно еще постараться что-то сделать.
Зачем он приперся сюда? Аксель остановился у стены близлежащего дома и задумался. Быть может, разумнее будет вернуться и попытаться получше подготовиться к завтрашней Сессии? С другой стороны, он уже здесь. Как-то глупо возвращаться ни с чем. Он огляделся, словно забыл, как оказался в этом месте. Поток машин поредел, зато людей на тротуарах прибавилось. Мимо, переговариваясь и хихикая, прошли две девушки. Они явно не имели ни малейшего представления о нависшей над миром угрозе, и на миг Аксель невольно позавидовал их беззаботности. Он еще раз машинально взглянул на часы и заторопился. Если он решился, то самое время поторопиться. Иначе может оказаться поздно. Аксель пошел — почти побежал — навстречу людскому потоку, машинально думая о том, что мир катится в тартарары без всяких внешних признаков умирания.
Соломон перешел улицу, толкнул тяжелую дубовую дверь с массивной бронзовой ручкой и очутился в просторном холле, заполненном мелкими лавчонками и торговыми автоматами. Часть магазинчиков уже закрывалась, но большинство продолжало работать. Аксель поднялся на лифте на одиннадцатый этаж — лифт оказался именно таким, каким он себе его и представлял: древним и скрипучим — и, пройдя по коридору, обнаружил табличку на одной из дверей с надписью: «Генеральный менеджер»… и так далее, со всеми полагающимися атрибутами, вплоть до имени и фамилии — Эшли Форд. Аксель потянул на себя дверь — такую же дубовую и тяжелую, как и входная — и, очутившись в приемной, мгновенно поймал на себе профессионально испытующий взгляд секретарши. Больше всего секретарша походила на сверхсексапильную модификацию куклы Барби. Она имела непропорционально длинные ноги, сногсшибательные бедра, непомерно объемный бюст — процентов на шестьдесят открытый для обозрения посетителей, так что Сол даже удивился, как оставшаяся закрытой минимальная часть его не вываливается из лифа,— огненно-рыжие волосы и невинное личико девочки-тинейджера. Через некоторое время Аксель поймал себя на том, что непозволительно долго «купается» в ее влажном призывном взгляде, словно кричащем: «Я безумно рада, что пришли именно вы!»
