Сразу после завтрака рейта и сильвисса вышли на веранду их коттеджа, чтобы оттуда, из плетёных кресел, из-за накрытого клетчатой скатертью круглого деревянного столика и из-под навеса за дымящимися чашками кофе наблюдать за резвящимися на близком пляже детьми. Их тут было шестеро, поровну каждой расы, и иногда появлялся ещё один, перевешивающий чашу весов в сторону рейтеров, — кто-то из соседних мальчиков. Забава каждый раз ждала его с нетерпением, потому что его наличие на пляже означало, что можно наконец отвлечься от неусыпного присмотра и немного расслабиться: из этого мальчика, Синеаса, даром что он был возраста присутствовавшего здесь же Алана, одинокого резидента от как всегда слишком занятой для отдыха Розы, получалась отличная нянька. Которая, в отличие от ранее упомянутого Алана, не избегала своих обязанностей старшего всеми возможными способами.
Но пока его не было. Алан и Салли сразу отбились от остальных и заняли беседку неподалёку от воды — чтобы в очередной раз начать жарко спорить на им одним понятные темы. Кит с Китти и сами не заметили, как из их дочери получился фанат микробиологии, подобный Розе и остальной части её семьи, так что им с Аланом всегда было что обсудить. Вторая дочка Китти, Лея, рыжая, как папа, и голубоглазая, как мама, была самым обычным ребёнком и с сестрой почти не дружила, да и особых талантов не проявляла. Поскольку Кит был слегка одержим идеей всё же иметь сына, и он, и Китти собирались с духом, чтобы родить третьего ребёнка: «для фамилии», шутил Рэкс, и возможного последователя отца в компьютерных технологиях.
Забава же от своих детей не требовала ровным счётом ничего: ни талантов, ни особенностей, лишь покладистого нрава и хорошего отношения друг к другу. Более-менее приближенной к идеалу представлялась ей пока младшенькая, Пенелопа, застенчивая, тихая, ласковая и одновременно заботливая, Валери и Берт в свою очередь отражали два близко друг к другу расположенных измерения шкалы озорства и непоседливости. Слушались они только маму (Забава и сама не до конца понимала, почему отец так и не сумел заработать у них авторитета) и — удивительное дело — Синеаса, которого знали всего-то неделю.
— Что-то того мальчика не видно, — прочитала её мысли Китти, отставляя свою чашку с кофе. — Обычно он раньше приходит. Кстати, как думаешь, он в твою Валери не влюбился?
— Да хоть бы и влюбился, — рассмеялась Забава. — У меня на его счёт свои меркантильные соображения.
— Да, он отлично с ними управляется. Познакомиться бы с его родителями… Салли! Твоя Принцесса лезет в воду! Сама будешь её мыть, слышишь?
— Хорошо, мама! — отмахнулась Салли, даже не высунувшаяся из беседки. Привезённая вместе с детьми белоснежная собачка-шпиц Принцесса как раз вылетела из озера под ноги веселящихся Леи и Пенни, под общий визг и хохот отряхнулась и, пронзительно лая, помчалась догонять только что дёрнувшего её за хвост Берта. Китти закатила глаза.
— Не собака, а наказание какое-то. Всю дорогу ведь молчала в своём не санкционированном мной чемодане, а теперь вообще не затыкается! А мыть, ухаживать, расчёсывать кто её будет?! Правильно, я! Хотя я её с большим удовольствием сдала бы в другие хорошие руки!
— По-моему, и твои ничего. Вы с ней похожи.
— Облить бы тебя кофе, — мечтательно сказала сильвисса, потягиваясь. — Что ж сама животных не заводишь?
— У меня родители с фермой. Каждое лето сплошные животные. Валери — лошади, Берту — собаки с котами, Пенни — кролики. Ещё дома не хватало.
— Абсолютно согласна! Кит когда эту блоху притащил, я сразу сказала: «Либо это, либо я!» Так он пожал плечами, подхватил её под мышку и насвистывая ушёл на кухню. Детям я уже говорить не стала, а то мало ли что…
Забава рассмеялась, чуть не подавившись кофе. Общаясь с Китти с первого класса, она знала, что по-другому с ней нельзя, и не могла не оценить стойкости Кита, кажется, ни разу ещё не прогибавшегося под её капризы. Сильвисса продолжала возмущаться:
— Вот все против меня! Я как рабыня в собственном доме! Даже не спрашивают, чего я хочу, тащат что в голову придёт! Всё жду, когда этот тиран покажется на пороге с любовницей!..
— Серьёзно? — фыркнула Забава.
— Ладно, шучу… Но всё равно нет-нет да думаешь, а что было бы, если бы тогда я всё-таки сказала ему «нет».
— Лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал.
— Ну-ну. Жизнь была такой простой и понятной! Одно развлечение, никаких забот! А теперь что? — Китти сокрушённо покачала головой и указала рукой в сторону берега: то ли на детей, то ли всё на ту же собаку.
— Ой да ладно тебе. Я помню, какая ты была после вашего первого свидания, уже не сможешь отрицать!
— Правду говорят, надо избавляться от свидетелей… Это же вы виноваты! Заставили, столкнули, свели, никуда не денешься… А когда я тебе говорила: сходи поговори с Рафом, ты только глазки опустила…
— Да нет, я ходила, — хмыкнула Забава. — Толку-то. Потому и не стала рассказывать. Походили, поболтали, он был весь такой зажатый, хотелось разбить о голову что-нибудь, чтобы почаще улыбался, пусть и по-дурацки. Ничего из этого не получилось.
— Может, стоило тогда первой сделать шаг?..
— Это зачем?
— Он ведь тебе тоже нравился.
— Возможно. Только рейта и хиддр — это не смешно.
— А артау и хорон?
— Ну всё, заладила, — Забава допила кофе и укоряюще посмотрела на невинно изучающую горизонт подругу. — Что у тебя сегодня за настроение? Жалеешь о прошлом?
— Скорее предполагаю, — улыбнулась Китти. — Место такое: вода, горы. Отрешаешься от суеты и начинаешь смотреть глубже. Ты же тоже закопалась уже в заботы, привыкла к тому, что есть, и ничего не хочешь менять.
— Хватит, наменялась уже.
— В смысле?
— В смысле, после того как Альфред случайно спалил нашу с Рафаэлем переписку, я его еле успокоила…
— Ну-ка с этого места поподробнее, — лазуритовые глаза Китти зажглись неподдельным интересом, и Забава сильно надвинула на своё лицо шляпу с широкими полями.
— Это было полгода назад. Продлилось-то два месяца всего и так же скоротечно кончилось. Он мне первый написал, первый и не ответил…
— А о чём хоть переписывались?
— Кто о чём. Я про детей рассказывала, он — про свою работу. Где и при каких обстоятельствах видел тех или иных птиц. Он, оказывается, уже и на Декке побывал, искал там эндемических хау-кау…
— Достойная жизнь для потомственного агента ГШР, — фыркнула Китти, и Забава неопределённо пожала плечами.
— Каждому своё. Я не спрашивала, почему он не захотел продолжать дело отца, хотя в школьные годы он всегда поддерживал Рэкса в его склонностях к расследованиям. Я только поняла, что он несчастен. Это сквозит в письмах. Как будто человек живёт с установкой: ого, я прожил ещё один день, а мне всё так же всё равно…
