Они быстро взошли на корабль и заняли место в тесном, но великолепно оборудованном салоне, обитом панелями редкого фимиамного дерева, покрытыми туземной резьбой с замысловатым и традиционным геометрическим узором, столь любимым ремесленниками рильке. Повсюду виднелись печати Дома Валадона — семиконечные алые звезды с волнистыми лучами, выложенные из рубиновых пластинок на центральной панели, оправленные в цветное стекло в центре многоярусной подставки, стоявшей, как украшение, на маленьком обеденном столе.
Все вокруг, казалось, несло на себе отпечаток Каани, как будто ее дух незримо витал где-то рядом. Как некоторые необычайно сильные мужчины и женщины выдающегося характера, сущность ее личности проникла, казалось, во все, к чему она прикасалась. Она была в воздухе, в еле уловимом аромате свечного дерева, которое, как интуитивно догадался Рауль, было ее любимым благовонием… в обстановке, ибо отставной военный заметил следы женской руки в красной кожаной обивке, дерзко контрастировавшей с оттенками слабого освещения.
Рауль понял, что они почему-то задерживаются со стартом. Причина выяснилась через несколько минут. Ею оказалась та служанка, которая многие часы назад предупредила Шарля о том, что на базаре появились Контролеры. Она быстро вошла внутрь, неся сверток, а маленькая бело-зеленая птичка сидела у нее на плече. Как только она оказалась внутри, молодой пилот загерметизировал люки и включил гравитрон.
Утративший вес корабль в мгновение ока покинул атмосферную оболочку Омфалы. Но вращение планеты все еще влияло на их движение, и некоторое время им пришлось лететь на протонных двигателях, пока корабль не вышел из плоскости эклиптики системы. Потом протонные двигатели отключили, и беглецы переключились на межзвездные двигатели.
Вскоре они уже неслись через странные переливающиеся завихрения режущего глаз цвета, представлявшего собой неокосмос. Видеоэкраны показывали головокружительный невообразимый калейдоскоп буйных красок, и Рауль удобно откинулся на кожаной софе, чтобы кое-что обдумать.
Вместо этого он уснул.
Когда он проснулся, прошло уже несколько часов. Они приближались к пункту назначения и перешли в нормальный космос. Огромные выпуклые видеоэкраны заполняла Туманность Громового ястреба — чашеобразное облако чистого водорода длиной в парсек, пронизанное ослепительными лучами огромной сверхновой, IGC 41189, сверкавшей где-то в ее глубине.
Рауль потянулся, разминая затекшее тело, отметив, что кто-то набросил на него плащ. Потом он протер глаза и пошел вперед, безмолвно встав рядом с Шарлем за креслом пилота. Впереди, точно черная нить, вьющаяся сквозь бескрайнюю ослепительную туманность, виднелся Просвет. Вскоре он превратился в огромный непроглядно-черный туннель, безопасный фарватер через рдеющий хаос гигантского космического облака. Еще через несколько минут они достигли Офмара.
Вращающийся по близкой орбите вокруг своего светила — крошечной тусклой красной звезды со спектром F5, как Алгол — Си, одинокий маленький Офмар был единственной планетой на протяжении всего Просвета. Рауль почувствовал странный приступ меланхолии. Унылый мрачный маленький мирок в одиночестве притулился посреди фантастического великолепия громадной туманности… И все же он, как и большие миры в более населенных районах Галактики, играл свою роль в разворачивающейся истории…
Пока пилот обменивался с диспетчерской опознавательными кодами и получал указания по приземлению, они вращались по орбите над маленькой планетой. Затем по сужающейся спирали, снижая скорость, они пошли на снижение. Рауль успел в подробностях разглядеть поверхность планеты: обломки голых скал, расколотых и расщепленных в глубокие ущелья, громадные клыкастые пики, отвесные утесы — зловещий, безжизненный и вызывающий дурные предчувствия мир. Скалы были в основном коричневато-желтыми и темно-багряными. Воздух, хотя и разреженный, вполне годился для дыхания.
Они медленно, точно скользящее по воздуху перышко, спустились на гравитроне в глубокую расселину в скале, расширявшуюся книзу в чудовищное ущелье. На полпути ко дну в склоне ущелья открывалось низкое и широкое отверстие пещеры; юный пилот ловко прекратил снижение и завел корабль в пещеру на специальных химических ракетных двигателях, выбрасывавших за один раз маленькие порции полужидкого топлива.
Приземлившись, они выбрались наружу и принялись с любопытством осматриваться. День казался промозглым и пронзительно холодным. Свод громадной пещеры уходил ввысь, точно внутренняя поверхность огромного брюха. На потолке через одинаковые промежутки были установлены плоские осветители, излучавшие ровный и мягкий свет. Проворный рильканец с хищным лицом сновал туда-сюда, помогая пилоту закрепить корабль в маленькой стойке из деревянных колод и натягивая брезентовый чехол.
— Ну, казар, — улыбнулся Шарль, — добро пожаловать на Офмар.
Рауль слабо усмехнулся, чувствуя себя не в своей тарелке. Ему казалось, что его заманили сюда, и подсознательно он противился этому.
Шарль вполголоса обменялся несколькими словами с невысоким полным подобострастным человечком — не рильке, а шауной, судя по гребню красных перьев и ясным фиолетово-черным глазам, первым не-рильканцем, служащим Каани, которого видел Линтон.
Проследив за взглядом Линтона, вождь объяснил:
— Здесь, в этой скале, мы в безопасности и укрыты от любого взгляда сверху. Но пойдем же, с почтением, друг! — Он вытолкнул маленького шауну вперед, положив ему на плечо смуглую руку. — Это — Аймион Бар-Кьюсак, который будет выполнять все твои приказания во время твоего пребывания с нами, казар, будь оно долгим или коротким, как на то будет воля Богов! Он сообщил мне, что о нашем прибытии уже доложили моей госпоже и она выслушает тебя в девятом часу… через четыре изата.
Рауль кивнул, и Бар-Кьюсак с поклоном сказал:
— С позволения, если казар и его слуга пойдут со мной, я проведу их в отведенные им помещения. Там они смогут отдохнуть и подкрепиться вином и яствами и облачиться в другое одеяние.
Они на время распрощались с Шарлем и последовали за маленьким шауной в лабиринт переплетающихся коридоров, высеченных в коричнево-желтой скале. По всей видимости, катакомбы были очень древними — тут и там виднелись остатки старинных пиктоглиптических надписей, абсолютно не понятных Раулю. Линтон мысленно сказал себе, что надо спросить у Шарля, когда он в следующий раз с ним увидится, о происхождении этих пещер.
