появляются двое других. Не обращая внимания на товарища, они устремляются за мной. Ухватившись за торчащую балку, забрасываю свое тело на жестяной козырек крыши. Куда дальше!?
— А ну стоять, сучонок! — бандиты не отставали.
Я рванул по крыше, но черепица под ногой хрустнула вместе с прогнившей доской. Солидный участок настила сверзился в открывшуюся дыру, утаскивая меня за собой. Упав на пыльный чердак, я закрыл голову от посыпавшегося мусора.
Вот люк, попробую улизнуть через дом.
Я поднял тяжелую крышку и скатился по лестнице. В узкой полутемной комнате, обитой посеревшими коврами, стоял широкий топчан, на котором замерли два человека. Расплывшийся белой жировой массой по кровати плешивый мужик в очках и крохотная девушка в клетчатой юбке, держащая в руках его половой член.
— Простите, — я привычно отвесил церемониальный поклон. — А где выход? Все, нашел.
Я открыл дверь наполовину, поскольку она уперлась в проклятый ковер. В проходе стоял мускулистый парень, тут же попытавшийся полоснуть мою руку ножом. Ударив по его запястью, врезавшемуся в край дверного проема, я перехватил выпавший нож.
Никого не убивать, будет только хуже.
Лезвие прочертило красную полоску внизу ладони напавшего, выводя его конечность из строя. Бандит не растерялся. Толкнув плечом дверь, он нанес серию прямых ударом мне в лицо.
Отлетев к стене, я зашмыгал разбитым носом и выплюнул осколки зубов. Качок ворвался в комнату и поднял ногу, собираясь размозжить мне голову. Перекат. Ботинок пробил дыру в перекрытии и парень замахал руками, пытаясь удержать равновесие. Поднявшись, я со всей дури засадил голенью по мудям придурка.
— Стража! — как дурной завопил толстяк.
В коридоре загрохотали шаги. Бросившись на чердак, я ухватился за край пролома, но тот осыпался вместе с переломившейся поперечной балкой. Разбежавшись, я подпрыгнул, упав плашмя на крышу. Только не разваливайся.
Следующим прыжком я перебрался на соседнее здание. Пробежав сотню метров, спустился на балкон и спрыгнул в кучу мешков, откуда вырвался рой черных мух. Пластик затрещал и оттуда потекла бурая жижа, издававшая такой смрад, что у меня закружилась голова. Кое-как стряхнув налипшую дрянь, я быстрым шагом направился прочь из города. Все жители занимались поиском желтых пакетов, вооружившись длинными палками с крюками. За мной никто не гнался.
Лицо болело. Я потрогал распухший нос, откуда сочились сопли и кровь. Неплохо прилетело. Еще не хватает пары зубов, рассечена нижняя губа и внутренняя часть щеки. Кулаки у качка будто из чугуна отлиты.
Зато в кармане лежал длинный немного изогнутый нож с обрезиненной рукояткой. В разы лучше, чем мой. Будем считать это компенсацией за травмы.
— Внимани… Не пок… Надвигает… — дирижабль отлетал от города и ветер доносил обрывки фраз.
Дома осторожно промыл лицо и выправил нос, смотревший чутка влево. От одежды пришлось избавиться. Даже после полоскания гнилая вонь никуда не делась, а словно распределилась по всей ткани.
Найдя тонкий железный прут, я вставил его в ручку подвального люка. И почему раньше не додумался? Сильного человека это не остановит, но немного задержит.
Заползся в секретное помещение, я отодвинул дергающего во сне обрубками лап Габса, и с головой накрылся одеялом.
Утро принесло смог. Весь двор застлан жирным, желтоватым туманом, стелящимся до верхушек деревьев и запустившим воняющие жженым пластиком щупальца в дом. Я закашлялся и вернулся в подвал.
Горло начало першить всего от пары вдохов, а в легкие словно залили отработанное масло. Распечатав желтые пакеты, я нашел тонкий, как целлофановый пакет плащ, почти прозрачные перчатки, прорезиненную маску для лица с двумя фильтрами, пластиковые очки на резинке и буклет.
Гуманитарная помощь от клана Ротт. Нам нужен твой голос на выборах…
Так, у меня есть неприкосновенный запас, которого должно хватить на две-три недели, если не шиковать.
Промышленный смог опускался на Дэшку раз в два-три года, останавливая жизнь в городе. Крис обычно отсиживался в подвале на полуголодном пайке. Да и что делать? Если вытянуть руку, то едва можно увидеть пальцы, все сливается в плотную желтую стену. Все сидят по домам и попивают кмыс.
Но там, где одни видят препятствие, другие видят возможность. Я отчетливо видел возможность расширить свою библиотеку. В брошюрке из центра городского развития нашлось много полезного, но все описано такими расплывчатыми фразами, что в них можно утонуть.
Жизненную энергию здесь называли Кай. Ее уровень довольно неравномерно распределен по популяции — большинство имеют жалкие крохи. Везет редким счастливчикам. Логично, что тем, кто уже родился с золотой ложкой во рту.
Наибольшего уровня Кай достигает к концу полового созревания. Все дети и подростки проходят ежегодные тестирования с целью отбора одаренных, ведь чем раньше начать принимать кай-препараты и тренироваться, тем больше можно расширить генетический потенциал.
Чтобы считаться одаренным, нужно иметь уровень Кай равный 20 к десяти годам, или 30 к более позднему возрасту. У меня была жалкая семерка. Общий индекс же использовался для отбора в армию.
Но тем, кому повезло единожды, могло не повезти во второй раз. Чем старше становился человек, тем хуже работали тренировки и кай-препараты, расширяющие врожденный дар. К двадцати пяти годам его развитие обычно полностью останавливалось.
И тогда в игру вступало правило ста процентов. Невозможно развить врожденный дар более, чем на сто процентов. Абсолютный предел для человека с Кай-20 или К-20(уровень жизненной энергии) это Кай-40. Очень редко регистрируемые превышения врожденного предела сводились к некорректным измерениям и погрешностям приборов.
Поскольку мой возраст выше двадцати пяти лет, а развитие энергии остановилось, то я исчерпал предел развития. Мой уровень равен К-7. Если выражаться словами местных — нулевка или пустышка. Такие люди часто обречены на одиночество, даже если смогли построить карьеру, ведь никакой женщине не хочется, чтобы ее ребенок унаследовал низкий уровень энергии.
Мало! Мне мало знаний из брошюрки. В том шкафчике было множество более толстых книг с явно ценной начинкой. Я хочу их все.
Облачившись в бледно-зеленый комплект из пакета, я на всякий случай прихватил с собой еще две маски. Тонкие фильтры совсем не внушают доверия.
И оказался прав.
Не успел пройти и километр, как на них скопилась маслянистая пленка, закупорив устройство. Я вытер жидкость, но воздух теперь проходил с трудом, свистя и похрипывая, как умирающий от астмы. Если не перенапрягаться, то привыкнуть можно. Но бегать в таком себе дороже.
Плащ покрылся мелкими переливающимися радугой капельками, а тканевая одежда заметно потяжелела, впитывая разлитый в воздухе смог. Открытые участки лица немного пощипывало.
Ориентироваться приходилось только по песчаной дороге под ногами. Никакого намека на
