Ночь спал плохо. Не помог даже пузырек коньяка из заветной коробки. Не лучше было и Ботанику: я слышал, как он кряхтит и с трудом ворочается – на синяках спать удовольствие не большое. Накатывало временами бессильной и оттого ядовитой злобой – вот ведь гады. Не живется им мирно, нашли, кого трясти. Самим-то по аномалиям не с руки ходить, приспособились. Пострелять их? В мыслях оно все просто, как в американском боевике. Но вот как на деле? Даже и пробовать не хочется.
В «Южный бриз» мы пошли не к трем, а немного пораньше. Нас там, впрочем, уже ждали. Трое коротко стриженных пустоглазых парней посторонились, пропуская нас в заведение, и снова заняли «пост». Один шумно выплюнул жвачку, и я почувствовал, как она стукнула по шее.
– Гы-гы-ы… Шуга красавчик… снайпер едренать, – гоготнул высокий детина в серой куртке. «Снайпер» выпятил грудь и изобразил культуриста. Троица загыгыкала.
– Ну, че вылупился? Те репу расколоть? – поинтересовался Шуга, лыбясь щербатым ртом. – Эта, олень… взгляд попроще сделай, а то реально табло сломаю.
– Давай, топай, бле. – Высокий с силой толкнул меня в спину. – Чмо, бле…
– Орлы, ну что вы делаете… мальчики пришли сами, поговорить. Разве так встречают гостей? – спокойный, немного хрипловатый голос из зала моментально прекратил смех, и «орлы», перестав лыбиться, снова начали методично перемалывать жвачку. Я осмотрелся. Кафе, за исключением пары мест у барной стойки, занятых все теми же коротко стриженными парнями, пустовало. Хозяева-армяне, которых я немного знал, тихо переговаривались в уголке и явно старались не привлекать к себе внимания.
Возле одного из столиков я увидел невысокого мужчину лет сорока в темном костюме-тройке, похоже, недешевом в отличие от спортивных «адидасов» и кожанок немногочисленного окружения. Выглядел он почти интеллигентно – очки в тонкой металлической оправе, зачесанные назад волосы и борода-эспаньолка на худом продолговатом лице делали его похожим на какого-нибудь модельера или художника из высших слоев. Впечатление портили круглые, навыкате глаза с пожелтевшими белками и неприятная кривая ухмылка.
– Топайте-ка сюда, ребятки.
– Он… Паня… – тихо шепнул Ботаник.
Ладно. Паня так Паня. Скорее бы уже все закончилось…
Сесть нам не предложили. Закос, насмешливо глядя на нас поверх очков, крутил на столике вилку, периодически поддавая ее ногтем.
– Что же это вы, ребятки, так плохо поступаете? – спросил он тихим и неприятно ласковым до слащавости голосом. – Вот настроение мне испортили, от дел отвлекли, время отняли. Нехорошо ведь, с какой стороны ни посмотри. Безобразники… в чужой огород залезли, грядки потоптали. Удручает меня, понимаете ли, ваш моральный облик.
Я промолчал. Закос откинулся в кресле, закурил и некоторое время изучал меня уже совсем другими глазами – взгляд бандита сделался злым. Интонации, впрочем, остались теми же.
– А знаешь ли ты, Фрилансер… ты же Фрилансер, верно?.. что есть у человека такое важное качество, как совесть. Человек без совести суть скот, козлина и мразь, доставляющий хорошим людям множество неприятностей. Вот скажи мне, Шуга, что бы ты сделал с бессовестным человеком?
– Я? Это… завалил бы на хрен урода! – Шуга снова собрал на лбу мелкие складочки и заулыбался.
– Вот, Фрилансер, видишь? Три класса образования у Шуги, дитя, понимаешь, природы, дикое и неразумное, но это не мешает быть ему правильным пацаном с верными моральными установками. Не то что ты.
Закос театрально вздохнул и нахмурился.
– Так вот… совестливый человек тем и отличается от сукина сына, что, во-первых, не ворует у хороших людей. – Паня начал загибать пальцы. – Во-вторых, соблюдает правила, по которым живут хорошие люди. В-третьих, он спрашивает разрешения, прежде чем зайти в дом к хорошему человеку, и всегда интересуется, можно ли ему взять, допустим, пирожок с полочки, которая принадлежит хозяину дома. Если же бессовестный сукин сын не хочет соблюдать правила, то добрые люди берут падлу и больно бьют по тупой голове. Как считаешь, Слава, это правильно?
– Это правильно. – Я охотно кивнул, не сводя глаз с лощеного лица Закоса. – Правильность этих слов не меняется даже в том случае, когда их говорят бессовестные сукины сыны, которые жнут там, где не пахали.
Паня жестом остановил ближайшего «быка», уже рванувшегося ко мне.
– А ты нахал, сталкер. Но нахал смелый и… даже немного начитанный. Уважаю, хотя за этот базар ты, конечно, ответишь. Хорош для тебя и тот факт, что ты пришел сам. Как там у ментов? Явка с повинной облегчает наказание, ну. Жить будешь, по крайней мере пока. Давайте, ребятки, только не завалите. Второго не трогать – он уже свое схавал.
Первый удар пришелся под колени, и он был настолько внезапным и остро-болезненным, что я сразу свалился на заплеванный пол. Второй пришелся в лицо – высокий «бык» заехал ботинком, и мир озарился ярко-желтыми молниями. И понеслось… Я закрывался локтями и коленями, но удары сыпались так часто, что я не успевал защититься хоть как-нибудь. Боль была такой сильной, что я с огромным трудом сдерживал крик. Шиш вам, сволочи… орать не буду… да и нечем, воздуха уже не хватает. Кто-то гвозданул по почкам, и тело пронзил сильнейший, выворачивающий внутренности спазм. Я выгнулся на полу, стараясь вдохнуть, и какой-то подонок быстро и часто начал молотить кулаками по лицу. Губы лопнули, и во рту сразу стало солоно. Зубы… целы вроде еще зубы…
– Хватит.
Возле меня остановились лакированные ботинки. Паня, поддернув брюки, присел на корточки, что-то блеснуло в его ладони, и прямо к моим глазам с масляным щелчком выскочил длинный клинок «выкидухи».
– На Востоке тем, кто попался на воровстве, отрубали руку. Так сказать, на долгую память. Оно бы и надо так сделать, но мы же не звери… С другой стороны, наука тебе нужна. Так что вот, держи на добрую память.
Закос перехватил мою руку за запястье и быстрым движением проткнул ладонь ножом. Я в каком-то одурении смотрел на наливающуюся жаром руку и лезвие, торчащее между костяшек пальцев.
– Посмотрел? Запомнил? Вот и умница.
Боль прострелила до локтя, когда Паня неторопливо вытащил нож из раны, аккуратно вытер клинок и щелчком отправил его в рукоятку.
– Так… на улицу его.
Меня подхватили под руки и волоком потащили из кафе. На улице я увидел сквозь красный туман, как трое молодчиков поливают мою «Ниву» из канистр. Запахло бензином.
– Шел медведь по лесу, – скучающим голосом проговорил Закос. – Видит, машина горит. Сел в нее и сгорел.
– Егор? – прохрипел я.
Егорушка, тряхнув патлами, изобразил «рокерский запил», используя канистру вместо гитары, после чего достал из кармана косухи зажигалку.
