Ну тут я из рюкзака бандану достал и повязал ее полоской по лбу так, чтобы пирсинг с камерой закрыть. А потом из кармана пистолет вытащил. В ухе сразу же ругательства раздались. Но голос был не Шварца, а чей-то другой, наверное, там какой-нибудь дежурный у экранов сидел. В общем, пока он ругался и орал мне в ухо, чтобы я камеру освободил, я быстро ремни кобуры размотал, кое-как сообразил, как их надеть, куртку скинул, застегнул их, а потом пистолет вытащил из кобуры и посмотрел. Это был старый Вальтер. Я на защелку нажал и мне в ладонь магазин выскользнул, я посмотрел, а там прорезь сбоку, вроде окошка, и в окошке этом патроны виднеются. Двенадцать, нет целых пятнадцать штук! А потом я магазин вставил обратно до щелчка, затвор передернул и снова пистолет на предохранитель поставил. Много раз видел, как это в фильмах и в играх делают, а самому такое пришлось в первый раз сделать. И тут я услышал голос этого черного бюрера и аж вздрогнул. Чесслово, никогда со мной такого не было!
– Соловьев! Или ты открываешь сейчас камеру, или мы заканчиваем операцию прямо сейчас, и я высылаю наряд, чтобы тебя вернули в больницу. Поедешь в централ к подружке!
– Извините, – говорю я. – Я не понял, чего это ваш сотрудник ругается. Сейчас исправлю.
Сунул я Вальтер в кобуру, куртку застегнул и бандану поправил, чтобы им видно было.
– Сейчас нормуль? – спрашиваю?
Он говорит так недовольно:
– Нормально, ты где?
Я отвечаю:
– Да рядом с общагой, за рюкзачком заскочил, одежда тут у меня. Я сейчас на встречу пойду, в интернате.
– Ну давай, – говорит он, а потом, вроде, пропал.
Ну и хорошо, а то мне от него не по себе, даже дыхание сбивается, словно я только что на крышу взобрался, и руки дрожать начинают. Ну, может, это и к лучшему. Если он не догадается предыдущие кадры посмотреть, то я в дамках. А если догадается, то я ведь всегда «Вальтер» сбросить могу.
До интерната я быстро дошел, проник туда через полуподвал, на цыпочках мимо библиотеки прокрался, – совсем мне не хотелось с Натали объясняться, где меня носит, да почему я отсутствовал, а потом, уже не таясь, в холл прошел и через переход – в соседний корпус. Чика и еще несколько его отморозков в привилегированном общежитии жили: за них родители платили. Общага не чета нашей. В каждой комнате лаймер, душ, туалет, встроенная мебель. Я у Чики, конечно, никогда не был, но по слухам, он один жил. Очень удобно девчонок к себе таскать.
Ну поднялся я на последний этаж и на площадке с белобрысым столкнулся. Он меня и не узнал сначала. На нем спортивные штаны и футболка были, на плече маленькое полотенце висит, наверное, с качалки возвращался. Меня увидел, остановился и глаза вытаращил: узнал, но сделать ничего не успел, потому что я его сходу толкнул его в грудь так, что он к стене отлетел, и говорю:
– Веди к Чике, потолкуем, – и полу куртки оттопырил – Вальтер показываю.
Он как только «Вальтер» увидел, аж в лице поменялся. У нас в апреле, на выпускном в соседнем интернате один пацан застрелил восемь одноклассников. Видимо, белобрысый решил, что я такой же, и у меня крыша поехала. Мы по коридору прошли, комната Чики в самом конце оказалась. На двери у Чики была гравюра прикручена: пиратский корабль и череп с костями над ним. А дверь не заперта. Я тогда белобрысого внутрь втолкнул и сам следом вошел. А там прихожая маленькая, туалет справа и еще одна дверь. Ну я ее ногой распахнул и снова белобрысому наподдал так, что он вылетел на середину комнаты. А он и не сопротивлялся почему-то. То ли на Чику надеялся, то ли пистолета испугался. Ну тут я «Вальтер» вытащил, встал у двери так, чтобы сзади на меня никто не напал, и на Чику его навел. А Чика, оказывается, спал. И даже дверь не закрыл, – настолько был уверен, что к нему никто войти не посмеет. Кровать у него широкая, а рядом девочка лежит голенькая, малолетка еще совсем. Ничего не скажешь, хорошо устроился под боком у Ромберга! Никогда я не мог понять, почему когда взрослый бугай малолетку совращает – это преступление, а когда вот такой тип, как Чика, тащит ее в постель, то лидеры это нормой считают? Еще и презервативов дадут, чтобы без последствий было!
– Давай вставай! Поговорить надо!
Девочка эта меня увидела, как завизжит!
Надо Чике должное отдать, он даже спросонья сразу врубился, что к чему. На девочку свою так прикрикнул, что она сразу заткнулась, одеялом прикрылась и в угол забилась. Я думал, мне сейчас в наушник всякие ругательства посыплются. А там ничего – тишина. Наверное, снова за этим, черным, побежали. А Чика с кровати не спеша встал, штаны спортивные натянул, сел обратно, смотрит на меня, и страха я в его глазах не вижу. Ну он пацан бывалый. Даже если и будет страшно, виду не подаст. И сразу к делу переходит.
– Че, – спрашивает, – надо, Шурыч?
Голос у него спросонья хриплый.
– Да вот, – говорю, – пришел твою задницу спасти. Ты, говорят, с Лохматым схлестнулся?
А он смотрит на меня, и по глазам ничего не понятно.
– Кто говорит?
– Люди.
– Да врут люди, – отвечает он мне так спокойно.
– Ты, Аслан, зубы не заговаривай, – отвечаю ему, – все уже знают, что к чему. Лохматый на дно залег. Сделай так, чтобы я на него вышел.
Тут Чика позу переменил, да щека у него одна чуть дрогнула, потом он на белобрысого глянул. А белобрысый че ему ответить может, белобрысый белый, как полотно стоит.
– А что мне с того будет? – спрашивает вдруг Чика так, с ленцою. Понял уже, гад, что можно с меня что-нибудь слупить. Чика – он такой, своего не упустит: и с друга, и с врага три шкуры спустит…
– Сейчас в живых останешься, – отвечаю, – а потом Лохматый от тебя отстанет.
– А че это ты обо мне заботишься, Шурыч? – спрашивает Чика. – Может, это я твоего другана грохнул? А ты вместо того, чтобы сейчас на курок нажать, мне помогаешь? С чего это?
А мне вроде бы и скрывать нечего.
– Я не тебе помогаю, Чика, я за Шнурка отомстить хочу. Так что ты меня с Лохматым сведи. Тебе же выгодно. Я его прикончу – тебе легче, он меня – тебе опять хорошо.
Тут Чика даже оживился.
– Точняк! – говорит. – Заметано! А как с тобой связаться, ты ж в бегах?
– На лаймер Длинного звони, – говорю я ему, потом «Вальтер» в кобуру спрятал и ушел.
Едва я из интерната выбрался да подальше отошел, смотрю: школьный автобус едет и следом внедорожник Ромберга. Огромная такая тачка, весь наш класс в него влезет и еще место останется.
Я за угол завернул, и тут у меня в ухе голос опять раздается этого, черного, Шварца.
– И где же ты, Соловьев, пушку взял? – говорит он мне так негромко, чтобы не напугать.
Ну я с духом собрался.
– Не ваше, – отвечаю, – дело. Нашел!
Он замолчал на минуту, и я, было, решил, что все, сейчас опять пугать начнет, а он только хмыкнул мне в ухо.
