Японец замолчал.
— Зачем вы это мне рассказали?
— Тогда на Марсе мы столкнулись с чем-то необъяснимым. Чужим. И то, как была обставлена эвакуация, только убеждает меня в этом. Я хочу сказать, что инопланетяне это не просто зеленые человечки с большими грустными глазами. Это нечто внутри нас самих. Это то, как мы реагируем, столкнувшись с неизведанным. И я думаю, хорошо, что есть люди и ведомства, которые пытаются осмыслить эти возможные контакты.
— Вы про Погребняка, Кадзусе?
— Может быть, про него. А может быть, про нас. Будь жив сейчас профессор Сервантес, он бы, наверное, объяснил лучше. Но, к сожалению, он погиб.
Японец замолчал. Богданов некоторое время молчал, а потом вышел в коридор.
— Спокойной ночи, Кадзусе…
— Вы не хотите спросить, как погиб профессор?
Богданов остановился.
— Как же?
— При бомбардировке.
— Вы хотите сказать от взрыва?
— Нет. — Кадзусе смотрел на звезды. — При бомбардировке. Прямо там, на станции.
Второй день полета, 08:00. Относительное бортовое время. «Дальний-17»Когда-то давно, во времена, когда люди только-только начали осваивать околопланетное пространство, вышли на орбиту, сделали несколько высадок на Луне и обратили свой взор к соседним планетам, перед учеными встала одна немаловажная проблема. Интересно, что первоначально подобные трудности в расчет не принимались. Во главу угла ставилось преодоление чисто физических неудобств. Перегрузки, длительная невесомость. Психологические проблемы всплыли не сразу, а только когда полеты приобрели достаточную длительность. Человеку по его природе чуждо замкнутое пространство. Тем более если космический корабль небольших размеров… Тут-то и полезли наружу скрытые под культурными слоями первобытные фобии и страхи. Исследователи только диву давались, обученные, матерые летчики-испытатели, люди с, казалось бы, железными нервами, будучи помещенными в стальную банку через некоторое время превращались в пауков, готовых сожрать друг друга при первой же возможности. Переставали общаться. Взаимодействовали только по делу, а то и вообще начинали общаться через записки, исполненные злобы и ненависти. Эксперименты сыпались один за другим, результаты были один хуже другого.
Прекрасно сбалансированный, собранный экипаж корабля «Мангуст-9» сошел с ума. Бортинженер по невыясненной причине устроил кровавую бойню. «Мангуст» достиг цели, вышел на орбиту Венеры и обратно уже не вернулся. К моменту гибели корабля весь экипаж был уже мертв. Земной ЦУП мог только бессильно наблюдать за агонией. Возможность управлять кораблем была потеряна. Рабочие на первой лунной станции взбунтовались, взяли в заложники руководителей станции и, шантажируя корпорацию, которая занималась разработкой гелия-3, вернулись на Землю, где спокойно сдались властям. На вопрос, что же сподвигло простых горняков пойти на преступление, работяги ответили, мол, им в какой-то момент показалось, что Земля про них забыла, и что возвращать их никто не собирается. Парадокс был в том, что бунт случился за неделю до официальной отправки горняцкой партии домой. Дело замяли, но выводы сделали.
После того, как были достигнуты совсем другие скорости, и освоение Солнечной системы пошло семимильными шагами, посылать в космос людей со сверхкрепкой психикой стало невозможно. Таких уникумов было и в обычное-то время — поискать, а тут… В космос пошли все те, кто не имел жестких фобий, тяжелых комплексов или каких-то других серьезных искажений. Пошли обычные люди.
Тут ученых ждал сюрприз.
Даже на какой-то момент показалось, что вопрос решился сам собой. Возросшие скорости, с которыми корабли перемещались через пространство, резко сократили время пребывания людей в замкнутом пространстве. А увеличившаяся мощность двигателей, позволила сделать это пространство максимально большим и комфортным. Выделить каждому космонавту по отдельной, пусть и небольшой, каюте, сделать общую кают-компанию, чуть-чуть поднять потолки, удлинить коридоры. Мелочь, казалось бы, но именно эти незначительные нюансы, значительно улучшили психологический комфорт.
Однако проблема все еще сохранялась. И на помощь пришел старый, но действенный рецепт. Работа очищает мозг. Космонавт, как и солдат, все время должен быть занят. Поэтому земные службы старались максимально загрузить спейсменов работой. Дежурства, проверки, сверки, уточнения, профилактические работы и снова проверки, уточнения, сверки…
Утро начиналось с зарядки.
— Подъем, подъем! — Загудело переговорное устройство голосом Баркера. — Всех вас жду в кают-компании. Зарядка начинается через пятнадцать минут!
Американец был бодр и даже весел. Но Богданов знал, к концу досветового полета, к выходу на орбиту Юпитера, зарядка превратится в надоевшую тошнотворную рутину. А голос Баркера будет восприниматься как неизбежное зло.
Однако сейчас это было даже интересно.
Экипаж споро выбрался из кают и собрался в кают-компании. Кларк был одет в новенький полетный комбинезон кремового цвета с широкими синими полосами. Чем-то он напоминал тихоокеанскую рыбку с барьерного рифа, куда Богданов летал в отпуск.
— Все собрались, молодцы, — радостно сообщил Баркер. — Начнем с разминки. И раз…
Он раскинул руки в стороны и легко, будто резиновый, сложился пополам, ладонь правой руки на миг плотно обхватила ступню левой. Богданов послушно сделал то же самое, но с некоторой натугой. Мышцы ног остро заныли. У Кларка похоже таких проблем не существовало. Он сгибался легко, будто был напрочь лишен костей, а вместо мышц имел резиновые жгуты.
Упражнения сменялись одно за другим.
— Теперь на одной ноге! — бодро крикнул Баркер и начал выкручивать какие-то совершенно немыслимые, едва ли не акробатические пируэты.
Первым сдался бортинженер, за ним Богданов и доктор. Тяжело дыша, они отошли в сторону, в центре кают-компании остались только Погребняк и Баркер.
Теперь американец отжимался, каждый раз подпрыгивая на руках и делая хлопок ладонями. Главный по тарелочкам не отставал.
— А ну, посмотрим, что ты помнишь из учебки! — Богданов с некоторым удовлетворением услышал в голосе Кларка усталость.
Погребняк не ответил. Ему тоже было тяжело, пот градом катился по его лицу.
— И р-раз! И р-раз!
Синхронные хлопки ладонями становились все реже и реже. Погребняк и Баркер, казалось, выкладывались изо всех сил.
— Полет, конечно, долгий. Но если вы так будете делать каждый день, то я не гарантирую оптимальной трудоспособности к моменту прыжка, — меланхолично вытирая лицо полотенцем, заметил Кадзусе. Его брат с интересом наблюдал за спортивным поединком.
