— Или проще повесить этих самых пиратов, — с заложенным носом шипеть было не в пример труднее.
— Тинг?
— Тинг.
Гаер завел руку за спину, ближник сунул ему любимую уродицу Двухвостку. Сабля и мечелом, два в одном. Взамен манкурт получил очки, на сохран.
Русый скинул странную свою меховую безрукавку на руки здоровому чернявому молодцу с серьгой в ухе. Тот белозубо лыбился на Гаера, как злющий уличный кобель на дамскую шавку в шипастом ошейнике.
Сам Волоха принял из рук помощника саблю — плавно изогнутое русло лезвия, без украшений, очень простое с виду оружие.
Гаер на глаз прикинул валентность. Подобрался.
Вообще такие благородные танцы вроде честного тинга были противны его творческой натуре, но сегодня вместе с насморком накатила романтика. Хотелось поединка.
Хотелось лично пустить кровь капитану и, может быть, украсить его корабеллу праздничной гирляндой его же кишок.
Рыжий на правах гостя ударил первым. Русый парировал, едва коснувшись сабли противника, повернулся, сокращая дистанцию, и почти уколол Гаера в бедро. Рыжий убрался в последний момент, оскалился, напросившись на ответную хищную улыбку.
Оба закружили, не спуская друг с друга глаз. Русый хорошо двигался. Не смотрел в глаза и под ноги, не размахивал свободной рукой, ловя баланс. Гаер знал эту обманчиво-мягкую манеру шагать — если он еще не разучился разбираться в людях, то парень в отрочестве изрядно побегал по лесу.
Волоха сделал низкий выпад, Гаер отшагнул, качнулся влево, целясь в приоткрывшийся бок, напоролся на жесткую защиту. Аж в локоть отдалось, едва ли не до немоты. Предусмотрительно убрался. Атаковать с верхней позиции не решался — глупо открывать шустрому русому подмышки и живот.
— Юбка не мешает? — бросил Волоха, прежде чем обрушить на соперника хлесткий ливень ударов.
Гаер успешно открестился от всех, с головой уйдя в глухую оборону. Дышать приходилось ртом. В какой-то момент, пятясь спиной, рыжий ткнулся в кого-то из Ивановых.
Его со смешками и прибаутками пихнули обратно в круг. На краю сознания мелькнуло — могли и рыбу под ребра пустить.
Но почему-то не стали.
— А что, вас смущают мои бедра, капитан?
— Не привык драться с дамами, — любезно откликнулся русый.
— Не успеете привыкнуть, — пообещал Гаер, удачно, из терции, отбивая глупый удар снизу и хорошенько вмазал ногой.
Русого откинуло на арфу.
Клинок Гаера разминулся с его головой на пол-ладони, глубоко проткнул флаг.
— Вы оцарапали мою корабеллу, — сказал русый.
Запахло горькой смолой и выдохнуло в лицо — свежестью, какая бывает в хвойном лесу после грозового дождя.
Что-то в зеленых глазах неуловимо изменилось. Будто створки схлопнулись. Или, наоборот, поднялись?
— А это что-то меняет?
— Это меняет все.
И дальше Гаер понял, что Иванов его, по меньшей мере, искалечит. Физической мощи в них было, пожалуй, поровну — оба жилистые, выносливые, но вот в сабельном рубилове русый был сноровистее. И валентность — перевешивала. Сабля Волохи рассыпала улыбки и комплименты, вязала Двухвостку, килт Гаера украсили длинные разрезы, сам рыжий заработал тычок в плечо. Ответно подловил русого у борта, когда сдавили клинки — двинул ему в нос лобешником, но не успел завладеть инициативой, потому что клятый кошак плюнул в глаза кровью.
Гаер попятился, ослепнув, а потом кто-то сунул ему палубу под голову и рыжий моргнул, порезав ресницы о щеку сабли.
Тишина.
Иванов не спешил с ударом, а Гаер не мог пошевелить даже пальцем, чтобы дать команду стрелкам.
Здесь бы ему не помогла и Башня.
Русый убрал оружие. Молча протянул Гаеру руку.
Рыжий без раздумий за нее ухватился.
— Что я получу, работая на вас?
— Все, — коротко посулил арматор.
Зеленоглазый капитан поморщился.
— Скучно.
— Обещаю, чего в вашей жизни не будет, так это скуки. Суки — да, скука — нет, улавливаешь, не? — Гаер оскалился и подмигнул.
Смерть обмахнула крылом, остудила лоб, опять скользнула мимо, и у Гаера горячо билась жилка на шее. Жив, жив. Жить, жить.
— Добро, — усмехнулся зеленоглазый капитан.
Пожали друг другу запястья.
Когда корабелла арматора — бокастая мощная красотка — скрылась из виду, канула соринкой в колодези Лута, Волоха без спешки подошел к старпому. Цыган курил. Сплевывал за борт, за что в иные разы огребал от капитана.
Уклонился от подзатыльника и теперь, лениво показал крупные медвежьи клыки. Волоха лег локтями на борт, потянулся спиной.
— Ну как, в этот раз ты ставил на меня?
— Обижаешь, гаджо! Когда я против тебя держал?
— А Гвоздь? — поддел Волоха, поглаживая Еремию, точно лезущую под ладонь балованную кошку.
— Ну так, — цыган развел руками, — сам понимаешь, опыт на его стороне был…и потом, я столько загреб, с тобой же и поделился…
Волоха улыбнулся. Подпер подбородок кулаком, оглядывая Лут, приласкивая глазами.
— А хорошо мы сработали? — Дятел толкнул его в ребра. — Давно пора было с этим рыжиком ебальниками стакнуться да потолковать по-свойски, а то ходим-сеем, а этот хмырь и не чешется. Теперь вот, каперсы…
— Каперы, — поправил русый задумчиво, — но это ненадолго.
— Ясен хер, надолго только беременность слонячья, — согласился Дятел.
Волоха побарабанил пальцами, недовольно фыркнул:
— Все же, нет доблести в победе над больным врагом.
— Так он сам собой на голову отбитый, причем здесь мы?!
— Нет. То есть — не только это. Ладно, проехали.
Цыган залез пятерней в карман, надыбал жменю семок, закинул в рот и смачно захрустел.
— Глистов твоих лечить не буду, — так же задумчиво предупредил Волоха. — Пусть сами выздоравливают.
Цыган поперхнулся, и настал черед русого уклоняться от подзатыльника.
Глава 4
Выпь отпрянул, когда из воды показалась тонкая смуглая рука, бросила к его ногам двенадцатигранник-эдр. Воды Провалов он сторонился, а тут и Провал был особенный, всклень, по краешек, налитый парным молоком.
Нелепо уронил любимую безделку, а лезть за ней боялся.
Проследил с опаской, как пловец-ныряльщик легко отскользил обратно, по переносье укрытый матовой толщей воды.
Такие черные волосы и такая белая вода.
— Спасибо, — поблагодарил сипло, подбирая оброненную вещицу.
Она была теплой и мокрой, по-прежнему тяжелой. Выпь любил ее разглядывать, разгадывать, точно мутный, узорчатый сон.
Машинально обтер о рубаху. Чувствовал на себе пристальный, любопытный взгляд, и не смел глянуть в ответ. Щеки закололо, в ушах застучало так, что не сразу услышал чужие быстрые шаги.
Круто обернулся на окрик.
— А, это ты, пастух, — парень из соседнего стана разочарованно сплюнул, прикусил былинку, оглядывая воду Провала позади, — чего здесь шатаешься?
— Скотину выпаиваю, — Выпь коснулся высокой холки притершейся к бедру искрицы.
Пальцы укусило даже через защитные перчатки. Искрицы, тонкие и сухие лягастые создания, нарождались из оброненных с Полога молний, в почве отлеживались, а после выкарабкивались. Как из прутков ломаных сплетеные, ажурные, но живые. Их прежде сторонились, а потом наловчились приваживать. Искрицы, когда помирали, оставляли кусачие кости, а уж им нашли применение.
— Не видал здесь кого?
— Нет, не видал, — спокойно солгал Выпь.
Не сморгнул, выдержал пристрастный взгляд парня.
Тот снова плюнул — на этот раз пастуху под ноги — развернулся и пошел в обход Провала, неловко карабкаясь по сыпучему берегу, прорезанному гниловатыми нитями синеголова.
Сзади легко плеснуло.
Пловец уже стоял на суше в полный рост, и был он тем, кого в стане кликали тьманником-облюдком, обменышем-подкидышем. Прошел рядом, не смущаясь наготы, ногой спихнул сторожевой валун, вытянул из-под его бледного брюха подмятую одежду. Искрица заинтересованно подалась ближе, рассыпая с хребта искры, Выпь укротил ее, щелкнув языком.
