Уже на улице, застегивая куртку, Михаил уточнил.
— Значит, ты ничего не знаешь про этого своего Нила?
— О, я знаю только то, что он пришел мне на помощь, и я обязан ему, — отозвался Лин.
— Разве ты не отплатил сполна, своей кровью? — Михаил не сдержал гримасы, благо Лин не мог его видеть.
Сама мысль, что можно без ущерба для совести прятаться за спиной ребенка, была удивительна и глубоко противна Плотникову. Праведным он не был, но свой внутренний кодекс чести соблюдал строго.
Нил-Крокодил авансом представлялся ему крайне отталкивающим типом.
— Это верно, — Лин смутился ненадолго, словно увидев его мысли. — Но все же.
Что «все же», Михаил недопонял, а Лин не досказал. Они пришли. Лодки теснились у пристани, как утки. Плотников выбрал одну — двухместную крылатку, узкую, хищно вытянутую, похожую обликом (особенно носом) на осетра. Перевозчика не было, вместо него предлагалось взять из автомата маршрутный шар. Плотников выбрал нужный маршрут, бросил в узкую прорезь лутон, поймал в ладонь хрупкую сферу. Закрепил ее в специальном углублении на носу лодки и та мягко засветилась по контуру зеленью.
— Прыгай, — велел Плотников, отвязывая якорную веревку.
Лин тут же оказался в лодке. С каким-то детским восторгом уселся на банке, повертелся, очевидно любуясь ночным пейзажем. Михаил разместился у носа.
Лодка качнулась и мягко взяла с места.
Ночной город сиял, как трухлявый пень, начиненный светляками. Лин глазами пожирал многоцветье, а Михаил напряженно следил за курсом. Самоходкам он не доверял, предпочитал стандартные весла, парус и мотор. Но шли они бойко, и очень скоро лодка благополучно притерлась боком к пристани.
Лин выпрыгнул на твердую землю, прежде чем Михаила посетила шальная мысль подать ему руку.
— Теперь гляди в оба, — предупредил он Первого. — Я этого твоего Нила в глаза не видел. И будет славно, если мы заметим его, а не наоборот.
— Понял, принял, — отозвался Лин явно услышанной где-то фразой.
Михаил только улыбнулся. Порой резвость Первого его обескураживала, но жизнелюбие и энергичность неизменно вдохновляли. У Лина была цель, были стремление и напор. Он не изводил себя думами о былом и тревогой о будущем, он жил и действовал, и Михаилу это было как глоток воды в пустыне.
Слишком давно он сам не жил по-настоящему.
Когда, к примеру, он в последний раз катался на лодке, да по ночному чужому городу?
Да и притоны тоже давненько не посещал.
Рынок Надежды ничего общего с рынком в дневном понятии не имел. Он открывался только ночью, и появлялся там, где днем стояли вполне мирные дома. Рынок вытеснял собой исшарканный дневной морок, блестел черным и золотым, горел и переливался, заманивая к себе легкомысленных девушек и легконогих юношей.
Торговые ряды ярусами уходили вверх, под плеск шелковых завесей. Сладко пахло ядом и благовониями, на прилавках исходили прозрачным соком ломти жареного мяса, под ногами хрустело битое стекло и шелуха орехов. Глаза липли к развалам сладостей и округлым спелостям дев в прозрачных одеждах.
Плетеные корзины доверху полнились колючими самоцветами, ржавыми замками, цепями и змеями. В клетках, подвешенных на мясницкие крюки, захлебывались песнями, как кровью, птицы, а им откликались нудная, костяная музыка и голоса из раковин, поднятых со дна морей далеких Хомов.
На миг потерял себя даже Михаил, а Лин так вовсе утонул, ошалел от удара по всем чувствам сразу. Плотников решительно выдернул его из мутного потока за ворот, чуть тряхнул.
— Соберись! Мы ищем Нила.
— Он… Он же музыкант, — Лин потер горячий лоб, словно отходя от обморока. — Ему интересно искусство. Возможно, если есть здесь ряды с чем-то подобным…
Михаил кивнул. Хоть какая-то версия. Никто не давал гарантии, что Крокодил окажется здесь, но они могли выйти на человека, знакомого с Нилом. Проход между лавками то сужался, то вновь разливался, дробился на рукава-ручейки и сложновато было уследить, куда какой ведет. Однако настойчивые расспросы привели их к лавкам вещных торговцев — здесь картины и другие предметы искусства были запросто расставлены-разложены на ярких тряпках, на земле. Покупатели бродили между ними, глазели, смотрели меру, иные яростно торговались.
— Ищи, — еще раз напомнил Михаил Лину.
Тот лишь строптиво дернул лопатками. И без тебя, мол, помню.
— Медвежонок, хочешь немного меда? — в локоть Михаилу вцепились сильные женские пальцы, матово блеснули цепочки на запястьях, прихотливые цветные узоры, укрывающие голые руки.
Пахнуло цветами. Жирными пионами.
Плотников отвлекся, обернулся на деву. Едва прикрытая золотистым газом грудь, плоский живот, широкие бедра… Михаил заставил себя поднять глаза.
— Такой сильный и такой красивый, ты не должен быть одинок этой ночью, — прошептала девушка.
В горле ее словно звенел хрустальный колокольчик. Круглое личико, пышные, гладкие волосы, светлые продолговатые глаза и крупный рот.
Как на большого зверя капкан, подумал Михаил отстраненно.
Она быстро показала розовый язычок с пуговкой прокола.
— Нет, — твердо сказал Плотников.
Он был брезглив и продажную любовь не принимал.
А тут еще краем глаза заметил, как метнулась белая тень. Лин сорвался с места без предупреждения и раскачки, но его цель оказалась шустрее.
Михаил стряхнул ловкие руки и заторопился следом, ориентируясь на возгласы торговцев. Лин, гнал добычу, не слезая с хвоста. А вот кого он преследовал, Михаил разглядеть не мог. Он свернул за белым, ныряя в проулок между домами и налетел на кулак, низвергнувший его на землю.
Михаил, еще видя россыпь звезд перед глазами, перекатился, на одной памяти тела, и весьма удачно — железный прут со свистом рассек воздух и обрушился на то место, где он только что лежал.
Плотников прыжком оказался на ногах, пнул человека в бедро, добавил кулаком, в скулу. Многих вводила в заблуждение его массивность. Двигаться Михаил умел быстро.
Нападавший вышел из строя, но горло проулку залепили его коллеги.
Лин отступил к Мише. На лице Первого читалась досада и отчаяние.
— Это низко, низко, — сокрушенно простонал он, очевидно, имея в виду поступок Нила.
— Это довольно умно, — возразил Михаил.
Нил-Крокодил наверняка предполагал, что его могут искать, и подстраховался, наняв таких вот телохранителей. Заманил в проулок, а там уже теснота и скученность должны были сделать свое дело.
Палить из револьвера в такой расселине было глупо. Но саблю никто не запрещал, и она вышла из ножен с легким змеиным шипением.
Лин, глядя на него, выбросил актисы. Налетчики переглянулись. За риск быть убитыми им явно не доплатили.
— Уходите, — посоветовал Лин.
— Тебя спросить забыли, мокрощелка, — оскалился ближний, крупный и сильный.
Он держал тесак, и держал его уверенно. Коротко, мощно замахнулся — Лин ушел с линии атаки, прокрутился волчком и коротким росчерком актисов подрезал сухожилия. Рука здоровяка упала подбитым крылом.
— Ааа, — удивленно затянул тот, роняя тесак, и для прочих это прозвучало гонгом.
Миша шагнул вперед и вбок, принимая на щечку сабли первый удар. Толкнул противника от себя, подбил ногой рассыпчатый сор, запорошил глаза нападающему. Довершил поединок, плашмя рубанув по голове. К нему подступили сзади, но Михаил заблокировал удар в корпус, наступил противнику на ногу и локтем зацепил его горло.
Сталь чиркнула вдоль бока, но крепкая куртка выдюжила. Михаил перехватил противника за руку, вскинул саблю на его плечо, скользнул к шее и подержал так. После отпустил и смотрел, как тот отступает, убираясь из проулка.
У Лина тоже все шло успешно. Толпой нападавшие больше мешали друг другу и очень скоро совсем отхлынули.
— Я его упустил! — с досадой воскликнул Лин.
— Это был он?
— Точно он!
— Тогда погоди… Есть у нас одна зацепка…
Михаил присел, похлопал по щекам контуженного.
— А?! — тот вскинулся, сморщился и зашипел от боли.
