Валерий Самородов пытался спрятать бушующее в нем глухое бешенство. Круглый желвак проступил и шевелился на его правой щеке:
— С момента приземления неопознанного вражеского корабля пошло более двух часов. Как ты не понимаешь, что все остальные действия и соображения являются второстепенными и не суть важными! Именно там, а не где-нибудь еще, был зафиксирован огневой контакт уже после нанесения упреждающего удара газовой бомбы! Неужели тебе невдомек, что там и сосредоточено наиболее опасное ядро всей операции. И неподчинение моим требованиям с твоей стороны может повлечь за собой выводы о преступной медлительности и не целевому использованию ценнейшей техники на наиболее перспективный направлениях поиска.
Когда-то, не так давно, разведка была занятием для джентельменов. Стихийный нрав и жуткая самоуверенность, да нахрапистость Самородова вызывали негодование эскадр-командера Роззела:
— Оставь свой хамский тон, иначе совсем ничего не получишь. И сделай одолжение, милейший, перестань на меня орать. Не напрягайся так, поверь человеку чуть тоньше организованному чем ты: твои вибрирующие миндалины не самое приятное зрелище на свете. Если ты что-то втемяшил себе в голову, это еще не значит, что я превращу «Форавец» в аэродром подскока для твоих безумных идей. Пока «Крикливая Гретта» не объявлена особым районом бое столкновения, ты от меня не получишь ни одного дополнительного вертолета.
Валерий Самородов сознавал, что во многом не прав. В пехот-камандере странным образом сочетались упорство и самодостаточность. Он давно усвоил, что гнев дорого стоит. За каждое опрометчиво в сердцах произнесенное слово приходится расплачиваться потоком фальшивых извинений и это мало помогает, когда случается одалживать вновь. Добродушие и вежливость, столь облегчающие сосуществование между людьми, возможны до тех пор, пока взаимоуважение не мешает делу, на котором оба чуточку, но помешаны.
Уловив слабину беспокойства Валерий обернулся и распахнул окно:
— Дьявол! Эван, где тебя носит. Бегом ко мне! — И жестом зазвал вертящего во все стороны головой вестового.
Дюжий, светловолосый, с простоватым лицом, Эван подбежал к окну узла связи и, отсалютовав, с какой-то удручающей покорностью посмотрел на пехот- камандера. За пушком на его щеках проступил явственный румянец.
— Не тяни! Ты не умеешь скрывать свою бестолковость.
Но вестовой молчал, пряча глаза. Его лицо сделалось скорбным, когда он все же произнес:
— Пара волонтеров из вольнонаемных загонщиков обнаружили на восточном берегу «Крикливой Грэтты» убитого Драккера. Не дождавшись минера, они шевельнули тело и рвануло так, что, похоже, все трое потеряли шанс на Боговспоможение.
Вена на лбу Валерия запульсировала, как ненормальная. Он уставился на Эвана невидящим взглядом и не мог поверить в услышанное, пытаясь осмыслить эти из ряда вон выходящие сведения.
У вестового был сумрачно-виноватый вид.
Валерий отвернулся, его смугловатое костистое лицо с пронзительными, цепкими глазами вновь уставилось в энергоэкран. Эскадр-командер Роззел видел перед собой дьявола, вырвавшегося из преисподней.
— Похоже, ты не воспринимаешь меня серьезно, Роззел. Теперь навостри уши, ибо твоя карьерная судьба вершится или рушится сейчас…
— У тебя повышенное чувство собственной важности, Валерий.
— Перестань эмитировать компетентность там, где компетентности нет и быть не может! Сейчас я тебе кое что скажу, некую искомую суть, которая всегда ускользала из наших с тобой разговоров. У нас большие неприятности, Роззел, — глуховатым, словно бы провалившимся голосом произнес Самородов. — Задета суперэлита, не перепогиб а уничтожен Драккер, спец, каких поискать и не найти, с полным разрушением тела.
Роззел раскрыл было рот, задрал руку в узком вточном рукаве, и она застряла где-то на затылке и медленно провел по лысине и лбу. Поправив брови и смахнув внезапно выступившую каплю пота с кончика носа, насупил губы и стал теребить бортовку кителя, пока не расстегнул две верхних пуговицы и, позабыв о всяком самодовольстве, произнес:
— Жизнь состоит из потерь, Валера. Сейчас же распоряжусь отправить туда пару вертолетов.
— И еще три грузовых «Хойверга» для переброски моих егерей «коммандос», — предупредив возможные отнекивания Валерий сказал:-Ты сам знаешь порядок не хуже меня, теперь я вправе потребовать для отдельного егерского полка даже это.
— Ты получишь все по максимуму.
Валерий Самородов добрел мгновенно:
— Роззел, поднеси свою багровую лысину поближе к экрану и я ее поцелую.
— Охотников меня отблагодарить всегда было такое множество, что я рано полысел из за своей доброты.
— Тогда, может быть, в другом теле и в другой жизни?
— И не мечтай.
Длинный, долгий взгляд пронизывал заводь по диагонали сквозь заломанные пальцы ветвей. Звездным десантникам еще не доводилось промышлять местным зверьем. И сейчас это была не охота, а арьергардная вылазка одиночки.
Перемежающиеся неглубокими заводями перешейки были соединены меж собой узкими промоинами канав. Вязкий холодок подступающего вечера завис над заводью. Вода блестела как матовое стекло. Парс продолжал смотреть, застыв как поваленное дерево между двумя тугими пучками метельчатых растений. Стекающие со скалистых гор притоки обильно питающие «Ктикливую Грэтту» немного не добирали в прыти, преодолевая пологий подъем чуть приподнятого скалистого края выступа тектонической плиты, препятствующий течению множества ручейков. И образовали узкие каналы с заводями, окаймляемые густыми зарослями мягких водяных растений. Наблюдая за высокой травой, где как ему показалось, он заметил еле уловимое движение. Нечто пробивалось сквозь зеленую торчащую стену колышущихся стеблей. Едва заслышав сахаристый скрипучий хруст песка Парс замер без движения. Его правая рука покоилась на шейке приклада. Малейшее движение, самый слабый звук мог привлечь к нему внимание и спугнуть идущее к воде животное. Невысокое, худое, даже в чем-то плоское с опавшими боками существо, похожее на многократно пародийно уменьшенную копию слона с кожистой платформой на спине, точно предназначенной для погонщика-лилипута, осторожно вышло на песчаный берег и довольно хрюкнуло, устремившись к воде. То, что Парс вначале принял за лопушки ушей, оказалось плоскими, палаше образными рогами. На загривке торчала еще пара серповидных рожек и там, где над передними ногами угадывались крепкие продольные мышцы из кожистой платформы выпячивалось множество клыкавидных наростов. Зверь, при всей своей необычайности, был неплохо защищен от прыжка и нападения сверху. Рогаточник высунул из хобота придающего ему сходство со слоном, тонюсенькую трубочку языка, через которую он, жадно всхрапывая, всасывал свежую речную воду, вбирая холодное сытящее блаженство. Кожа языка была нежной, как розовый лепесток.
