его внутренности словно вибрировали от нетерпения и радостного предвкушения, и никогда ещё ночь не казалась ему столь долгой.
Ранним утром, легко позавтракав, юноша вышел во двор, где его ждала небольшая двуколка. Рядом стоял Дырочка — его личный лакей, который должен был сопровождать молодого господина. Много лет назад Линд принялся звать его так за то, что тот каждый вечер, снимая с мальчика одежду, причитал о новых прорехах: «Вот у вас здесь дырочка, и тут дырочка…», и прозвище это так прижилось, что даже барон и баронесса нет-нет, да и называли так старого слугу.
Следом за отцом и сыном Ворладами из дома вышла и заплаканная матушка, и за нею высыпала вся дворня. Вышел и сеньор Хэддас, но он держался холодно и сдержанно, даже не подойдя к Линду. Ни Брум, ни Динди не пришли. Впрочем, оно было и к лучшему. Этот эпизод его жизни оставался в прошлом.
Прощание с отцом было деловым и важным. Барон Ворлад степенно напутствовал сына, давая какие-то советы, и чаще обращаясь даже не к нему самому, а к Дырочке. Ещё раз оглядел притороченные вьюки, хотя их было всего два, и прикреплены они были на совесть. В сотый раз спросил — не забыл ли Линд рекомендательное письмо, не оставил ли кошелёк. Он говорил нарочито сухо, но всё же было ясно, что и он переживал. В конце концов это переживание вылилось в то, что он вынул из кармана ещё пригоршню серебра и сунул в руки сыну.
— Служи с честью, мой мальчик, — проговорил он. — Ты — Ворлад, и никогда не забывай об этом. Напиши нам, когда устроишься. Не забывай стариков.
— Никогда, отец! — под нижними веками Линда зажгло, но он сдержался.
— Иди сюда, сын! — не в силах больше сдерживаться, барон крепко прижал юношу к груди.
Затем настала очередь матери, и тут уж Линд, как ни старался, не сумел сдержать слёз. Баронесса переживала расставание так трогательно, что все служанки, толпившиеся позади, дружно засморкались и принялись всхлипывать. Матери ни к чему было демонстрировать мужество — она старалась обласкать сына в последний раз так, словно хотела, чтобы он запас эти нежности впрок.
— Ну всё, довольно! — наконец не выдержал барон, украдкой смахнув слезинку. — Садись и поезжай, Линд, и пусть Арионн сопутствует тебе повсюду, где бы ты ни был! Лишь об одном прошу тебя — не измарай имени своих предков! Пусть будет всё, что угодно — голод, болезнь, нищета, даже смерть — но только не позор! Знай, что этого не перенесёт моё сердце!
— Ты будешь гордиться мною, отец! — всё ещё плача, пообещал Линд и, ещё раз обняв отца на прощание, вскочил в двуколку, где уже сидел проливающий слёзы Дырочка.
Кучер тронул лошадь не спеша, давая возможность расстающимся лишние мгновения посмотреть друг на друга. Линд, обернувшись, махал рукой отцу и матери, а те махали ему в ответ. Даже сеньор Хэддас словно нехотя поднял руку в последнем приветствии. А ещё Линд успел увидеть Брума, прячущегося в глубине дверей. Он не смог разглядеть выражения лица бывшего друга, но понимал, что это, наверное, и к лучшему.
Вскоре лошадь побежала быстрее, и через некоторое время усадьба скрылась за холмами.
Глава 6. Неожиданная помощь
Тавера Линд толком и не разглядел. Они прибыли в порт, и вскоре уже отчалили вверх по течению Труона. Впрочем, юноша во все глаза разглядывал город, рядом с которым он прожил столько лет, по сути, ничего о нём не зная. Он всё гадал — так ли будет выглядеть Кидуа, и насколько величественнее она мелкого провинциального городка.
Грусть расставания довольно скоро рассеялась под воздействием того радостного возбуждения, которое неизменно охватывает любого молодого человека, впервые вырвавшегося из-под родительской опеки. Сознание того, что он теперь — сам себе господин, пьянило Линда. Карман жёг кошель, набитый монетами — ему хотелось тратить их направо и налево, ведь он ощущал себя настоящим богачом. Впрочем, им предстояло много дней подниматься небольшими переходами до самого Прианона по воде, останавливаясь лишь на ночлег.
Никогда ещё Линд не бывал так далеко от дома, и осознание этого кружило голову. Здесь всё казалось не таким, как он привык — и небо было словно бы другого цвета, и зелень гораздо пышнее и диковиннее, и люди тоже были какими-то другими. В общем, это был совершенно иной мир, в котором ему теперь предстояло жить. И это вызывало чувство восхитительного восторженного страха.
И всё же рассказать об этом путешествии особенно нечего. Даже для Линда оно постепенно превратилось в рутину — впечатления уже не были столь острыми и яркими, как вначале, а восторги поутихли. Постоялые дворы, в которых они останавливались на ночь, были похожи один на другой, да и пейзажи довольно скоро наскучили своим однообразием.
Единственное, что действительно поразило юношу — озеро Прианон. Его, жившего на берегу Серого моря, сам по себе такой огромный массив воды, конечно, удивить не мог. Поражало другое — та чистота и то спокойствие, которым дышали воды великого озера. В этом смысле Прианон был, наверное, антиподом вечно бушующего, вечно беснующегося Серого моря. И вот эта умиротворённость вызывала благоговейный трепет.
Впрочем, умиротворённость царила лишь на бескрайней глади озера, а на его берегах кипела обычная жизнь. Здесь Труон уже совсем не был похож на тот, что омывал набережные Тавера. Это была речка шириной едва ли в полторы сотни футов, так что хороший воин вполне мог бы перебросить копьё с одного берега на другой.
Линд словно смотрел на великую реку в её младенчестве. Он действительно вдруг подумал, что его путешествие было сродни путешествию в прошлое Труона. Он увидел его в Тавере — могучего великого богатыря, едва ли не соперничающего с морем, в которое он вливал свои воды. Долгое плавание на юг — и вот тот же Труон предстаёт младенцем, лежащим в колыбели озера Прианон. Это было чудесное ощущение, и Линд с нежностью поглядел на тёмно-зелёную поверхность реки.
Дальнейший путь от Прианона до Кидуи предстояло проделать посуху по прекрасным имперским дорогам. Этот путь обещал быть более интересным, ведь впереди было самое сердце древней империи. Дух захватывало от осознания, что вскоре Линд увидит великие древние города, такие как Варс и Шеар. Тракт, по которому они направлялись, делал немалый крюк к югу, но юношу это нисколько не огорчало. Огорчало лишь то, что все эти города он увидит мельком, некоторые — только со стороны. Впрочем, впереди
