— Если ты решил договориться со мной, зачем вообще стрелял? Мне едва удалось увернуться.
— Потому, что ничего я не решал. Я действовал инстинктивно. Я не верил в твою уникальность, в твои необыкновенные способности, мне казалось, начальство придумало их, чтобы подтолкнуть меня к решительным действиям, не дать времени на изучение ситуации, не допустить нашего разговора. Но когда ты сумел увернуться от моего выстрела, я понял, что вместе мы можем справиться с безнадежной ситуацией, в которой очутились, и что в твоем лице я могу заполучить стоящего партнера.
— Голод, говоришь... — Танаев слушал Годвина не слишком внимательно, его мысли все время возвращались к погруженной во тьму планете, на которой не осталось городов... — Одного голода недостаточно, чтобы разрушить такую мощную и хорошо отлаженную систему, какую представляла собой Федерация с ее армией, полицией, службой безопасности, с ее разветвленными космическими колониями, что-то ты темнишь, парень!
— Все, о чем я говорю, истинная правда. Это как горная лавина, если снег уже подтаял, достаточно одного случайного камня, чтобы все рухнуло. С годами негативные факторы наслаивались друг на друга и усиливали свой разрушительный эффект.
Время в огромном боевом зале некогда могучей космической базы Земли текло незаметно. Этому способствовала тишина, мягкий приглушенный свет, запахи пыли, ржавчины и застаревшей смазки давно не использовавшихся механизмов.
Все, что рассказал Годвин, могло быть правдой, но Танаев знал, что должна быть еще одна скрытая причина начала катастрофы, спусковой механизм, о котором «очиститель» не упомянул.
— Складно говоришь. Не очень-то ты похож на наемного убийцу!
— Я не убийца. Чистильщики входят в состав элитных правительственных войск. Не нужно меня оскорблять. В конце концов я могу передумать и выполнить порученное мне задание, чем бы это ни грозило в дальнейшем.
— Это уже лучше. Хотя теперь тебе это, возможно, и не удастся.
Все внутри Танаева протестовало против услышанного. Разум отказывался поверить в гибель государства, которому была посвящена вся его предыдущая жизнь. Но и отрицать очевидный факт, в котором он уже успел убедиться лично — отсутствие огней земных городов — он не мог и лихорадочно пытался подыскать этому факту какое-то приемлемое объяснение или неопровержимое подтверждение тому, что рассказал Годвин.
Неожиданно его взгляд зацепился за толстые пучки кабелей, идущие из кабин наведения в центральный управляющий отсек.
— Кому понадобилось строить эту станцию? Если беспорядки начались на Земле, от кого собирались обороняться в космосе?
— Ее строили в последние годы смуты, когда правительство собиралось эвакуироваться на одну из внешних звездных колоний и готовило для себя безопасный отход. Но осуществить свое намерение так и не успело.
— Когда тебя посылали на задание, тебе должны были предоставить подробный план всех помещений станции.
— Разумеется.
— Был ли сохранен при монтаже базы управляющий компьютер корабля, корпус которого использовали как внешнюю оболочку станции?
— Во всяком случае, та его часть, которая управляет стрельбой, наверняка была сохранена.
— Меня не интересуют твои догадки, — холодно оборвал Годвина Танаев. — Потрудись сообщать лишь известные тебе достоверные факты, и запомни, я найду способ проверить каждое твое слово.
— Именно это я и делаю! — В голосе Годвина слышалось нескрываемое раздражение, и это понравилось Танаеву, поскольку говорило о том, что Годвин не слишком стремился контролировать свои эмоции, что косвенно свидетельствовало в его пользу.
— Покажи, где расположен терминал основного компьютера, — потребовал Танаев, — или хотя бы место, где он должен располагаться!
— Из носовой части корабля вместе с переборками убрали все ранее находившееся здесь оборудование! Если что и сохранилось, то только в носовой рубке, которую использовали в качестве центрального координационного поста. Осмотрите ее — вот она, перед вами! И если компьютер сохранился, он находится именно там.
Если Годвин рассчитывал, что Танаев ослабит внимание во время осмотра рубки, то он ошибся. Прежде всего, навигатор скользящим, почти неуловимым для Годвина движением завладел его лежавшим на полу оружием и убедился, что бластер заряжен. Чистильщик явно недооценил возможности предполагаемой жертвы и теперь сидел с отвисшей челюстью, наблюдая за тем, как его оружие, только что лежавшее на полу, исчезает под курткой Танаева. Промежуточного движения он попросту не уловил. Теперь их роли окончательно переменились. И Танаев поспешил продемонстрировать, кто теперь подлинный хозяин положения, потребовав, чтобы Годвин шел впереди, соблюдая дистанцию. Он и в рубке не спускал с него глаз, ни на секунду не ослабляя внимания. В отличие от Годвина, он не позволил себе недооценивать противника.
Аппаратура внутри рубки способна была заставить забыть об осторожности человека с менее крепкими, чем у Танаева, нервами.
Прежде всего, он понял, что основная часть электронного оборудования бывшего корабля располагается между оболочками многослойной наружной обшивки, именно поэтому она не бросалась в глаза.
Инженеры, стремившиеся сэкономить на когда-то тесном корабле каждый свободный метр пространства, вполне в этом преуспели, а те, кто занимался монтажом станции, видимо, действовали в спешке и не взяли на себя труд проверить, что именно осталось на новом сооружении от списанного крейсера.
Похоже, их это вообще не интересовало. А осталось многое, и прежде всего блоки основной памяти корабля, подарок, на который Глеб не смел рассчитывать.
Вот только управляющий терминал для этой бесценной информации обнаружить удалось не сразу.
Тончайшие проводки, перепутанные в многожильных кабелях, уходили в разные стороны, постепенно превращаясь в лабиринт, разобраться в котором не представлялось возможным. Словно подводя итог его выводам, Годвин, которого он вынужден был ни на секунду не упускать из виду, что, естественно, сильно замедляло работу, произнес с отвратительной циничной улыбкой:
— Без меня ты все равно не найдешь управляющий блок!
— В конце концов, если ты меня к этому вынудишь, я заставлю тебя поделиться всей нужной мне информацией. Не испытывай мое терпение, Годвин!
— Сильно в этом сомневаюсь. Ты монстр, Танаев. Ты человек из прошлого, из того странного времени, когда насилие было не в моде, а человеческая жизнь считалась чем-то невероятно ценным. С самого детства в вас вбили запреты относительно неприкосновенности человеческой личности. Вы всосали их с молоком матери. И что теперь ты будешь делать? Пытать меня?
