Я думаю, вы хотели бы найти именно тот, который бы пришелся вам по душе," - говорит Битти.
"Да, я хотел бы."
Рука Гейла обхватывает лук, который привлек мое внимание минуту назад, и он прикладывает его к плечу.
Делает визуальный круг по комнате, заглядывая в прицел.
"Это не кажется справедливым по отношению к оленям,"- говорю я.
"Не думаю что это предназначено для оленей? Не так ли?"- отвечает он.
"Я скоро вернусь,"- говорит Битти.
Он набирает код на панели, и открывается небольшая дверь.
Я смотрю, до тех пор, пока он не исчез и дверь за ним не закрылась.
"Дто было бы легко для тебя? Использовать это на людях?"- спрашиваю я.
"Я не говорил этого."
Гейл направляет лук в мою сторону.
"Но если у меня было оружие, которое, возможно, остановило бы то, что я видел происходило в Двенадцатом...если бы я имел оружие, которое бы смогло помочь держать тебя подальше от арены...
Я использовал бы его."
" Я тоже,"- признаюсь я.
Но я не знаю, что рассказать ему о тех чувствах, которые испытываешь после убийства человека.
О том, как они никогда больше не оставляют тебя.
Бити вернулся обратно с длинным черным прямоугольным чемоданом, которым был неудобно вставлен между скамеечкой для ног и его плечом.
Он остановился и посмотрел на меня.
"Для тебя."
Я положила его на пол и отодвинула задвижку с одной стороны.
Крышка открылась вверх очень тихо.
Внутри чемодана, устеленного темно-бордовым бархатом, лежал ошеломляющий черный лук.
"Ах", - шепчу я в восхищении.
Я подняла и направила его в воздух любуясь изысканным балансом, элегантным дизайном, и изгибом деталей которые так или иначе напоминают крылья птицы вытянутые в полете.
Есть кое-что еще.
Я все еще должна держаться, чтобы убедиться, что я это не выдумываю.
Нет, лук в моих руках настоящий.
Я прижимаю его к щеке и чувствую тихий гул, пробегающий по костям моего лица.
"Что он умеет делать?" - я спрашиваю.
"Говорить 'привет'," - объясняет Бити с улыбкой.
"Он слышит твой голос."
"Он распознает мой голос?" Спросила я.
"Только твой голос," сказал он мне.
«Видишь ли, они хотели чтобы я спроектировал лук который бы выглядел безупречным и простым. Это часть твоего костюма. Но я подумал, какой в этом толк? Я имею ввиду, что если он понадобится тебе когда-то? Не только как модная принадлежность? По-этому, внешний вид я оставил простым, а внутри позволил разыграться моему воображению.»
Так или иначе, лучшее объяснение на практике.
Хотите испытать их?"
Мы хотим.
Ряд мишеней только что был приготовлен для нас.
Стрелы, которые Бити спроектировал для нас, не менее удивительные, чем лук.
С таким луком и такими стрелами, я могу стрелять с точностью более сотни ярдов. Разнообразие стрел - наконечники острые как лезвие, поджигающие, взрывающие, превлатило лук в универсальное оружие. Каждая из них имеет разный цвет стержня.
Думаю что голосовая конструкция вообще мне не понадобится, и я не имею не малейшего представления зачем его нужно использовать.
Для того, чтобы лишить стрелы их уникальной особенности, мне нужно лишь сказать им «Спокайной ночи»
И затем они потеряют свои свойства пока мой голос не разбудит их снова.
В отличном настроении я возвращаюсь к своей подготовительной команде, оставив Бити и Гейла.
Я сижу терпеливо во время моего макияжа и примерки моего костюма, который теперь включает в себя кровавую повязку на моем шраме, которая показывает что я была в боевых действиях.
Вения дополняет костюм брошью Сойки-пересмешницы выше моего сердца.
Я беру свой лук и футляр с обычными стрелами, которые сделал Бити, зная, что я не смогу перемещаться с большим грузом.
Затем мы выезжаем на съемочную площадку, где как мне кажется мы будем часами стоять пока мне поправляют макияж, настраивают освещение, и корректируют высоту дыма.
В конце концов количество команд, которые исходили из застекленной будки, от неизвестных и невидимых мне людей, становилось все меньше и меньше
Фульфия и Плутарх начинают тратить больше времени на изучение моего вида нежели на корректировку.
И наконец-то тишина на съемочной площадке.
Меня снимают 5 минут, для того чтобы потом обсудить.
Затем Плутарх говорит «Думаю, что этого достаточно»
Мне делают знак подойти под монитор.
Затем проматывают назад последние 5 минут записи и я смотрю на женщину на экране.
Она кажется намного выше и более вношительнее чтом я.
Ее лицо испачканное, но сексуальное.
Ее брови, черные и изогнутые в форме неповиновения.
Немного дыма – наводит на мысль, что она либо только что была потушена, либо это вспышка пламени исходящая от ее одежды.
Я не знаю, кто эта женщина.
Финик, который скитался по съемочной площадке несколько часов, подошел ко мне сзади и сказал, с намеком но его старый юмор, «Они захотят либо убить тебя, либо поцеловать, либо быть тобой»
Все очень взволнованы и довольны своей работой.
Уже время перерыва на обед, но они настаивают и мы продолжаем.
Завтра мы сосредоточимся на выступлении, интервью и как меня представить в виде участника повстанческих боев.
Сегодня они хотят лишь один слоган, лишь один штрих который поместится в короткую заставку, для того, чтобы показать Коин.
«Люди Панема, мы боремся, мы бросаем вызов, мы положим конец голоду во имя справедливости!» Вот этот слоган
Кстати, могу сказать, что они работали над ним в течении нескольких месяцев, а может быть и лет, и действительно гордятся им.
Но для меня это выглядит нелепо и смешно
Не могу даже представить что это можно сказать в реальной жизни – если только не сказать это с насмешкой и используя акцент Капитолия.
Как Гейл, когда он сэмитировал голос Эффи Тринклс «Может и у вас когда-нибудь будет шанс». Но Фульфия изобразила только что закончившееся сражение, в котором я участвовала, лежащие вокруг меня трупы товарищей по оружию. И для того чтобы объединить живых, я должна повернуться к камере и выкрикнуть слоган!
Я вернулась на свое место и машина с дымом включилась. Кто-то попросил тишины и камера начала снимать, и я услышала «Внимание! Мотор!» И я натянула лук над моей головой и прокричала с вызовом в голосе «Люди Панема, мы боремся, мы бросаем вызов, мы положим конец голоду во имя справедливости!»
На местах была мертвая тишина. Она продолжалась и продолжалась.
Наконец-то прозвучал щелчок и отвратительный смех Хеймича залил студию. Он попытался сдержать себя только для того чтобы сказать «И это, мои друзья, как умирает революция»
