От горьких раздумий Духов отвлекся, почувствовав тяжелый, злой взгляд Перлмара. Он посмотрел на Шкурника, и по спине побежали мурашки. Тот стоял, уперев ручищи в бока, и, по обыкновению, сверлил Андрея темными глазками – они едва виднелись из-под нахмуренных бровей, почти сведенных вместе.
– Нечего столбом стоять, – с угрозой произнес Перлмар. – Двигай в свою келью, скоро вторая кормежка, потом чистка. Шевелись!
Витара все это время стояла рядом. Когда Андрей робко кивнул и сделал пару шагов, она чуть заметно улыбнулась. Потом положила руку на плечо Шэрон и скрылась в келье. Перлмар так и провожал Духова мрачным взглядом.
Келья Андрея располагалась сразу за жилищем сурового Шкурника. Дверь, сколоченная из досок, оставалась открытой – воровать у Духова было нечего.
«Хорошее место мне Кагановский подобрал», – мысленно проворчал он, изучая тесное и грязное помещение.
Комнатушка была размером с ванную в доме Андрея. Пол, стены и потолок железные, справа низкая деревянная лежанка. Очень узкая: захочешь во сне перевернуться – непременно свалишься. Слева темнело и воняло круглое отверстие отхожего места. Посреди кельи, на полу, стояла миска – даже в полумраке Духов разглядел, насколько она грязная, и к горлу подкатила дурнота.
«Тихо, тихо! – сказал он себе, старательно сглатывая. – Я ведь ни разу не ел из этой пакости! И не буду!»
Помогло – позывы ослабевали. Несколько раз глубоко вдохнув, Андрей прошел в келью и уставился в маленькое окошко без стекла, забранное сеткой. С полминуты он глядел на желтое небо. Потом сморщился, отвернулся и присел на лежанку.
«И чего ждать? – думал Духов, чуть слышно притопывая. – Лечь, заснуть – и домой».
Но что-то словно подсказывало: еще рано. Впереди вторая кормежка, скоро Дымовики покатят по коридорам внешнего витка еду – хотя та дрянь, что дают Шкурникам, меньше всего похожа на пищу. Разумеется, ужинать Андрей не собирался. Просто опасался, что механический болван вломится в келью, когда он будет засыпать. Что-нибудь пойдет не так – и тогда не удастся выйти из гипноза. Этого допустить нельзя. Лучше дождаться Сновременья.
Еще одно странное слово… Почти тут же Андрей «понял», что оно означает. Волна Безумия лишила мир солнца, луны, звезд. С самой катастрофы небо оставалось болезненно желтым, исчезли рассветы и закаты, день и ночь. Поэтому люди и начали называть время, что отводилось на сон, Сновременьем. Дни на внешнем витке именовались Стёсками – из-за работы, которую выполняли Шкурники. На внутренних… Духов не знал. А еще никто больше не говорил «вчера», «сегодня» или «завтра», однако секунды, минуты, часы, месяцы и годы по-прежнему существовали во всей Степной Обители.
«Все здесь ненормальное. Абсолютно все, – Андрей помрачнел. – Скорее бы убраться».
Он просидел не меньше десяти минут, прежде чем воздух стал кислым – верный признак приближающегося Дымовика. Вскоре Духов уже мог различить тяжелые шаги и посвистывание, что сопровождало каждое движение механизма, оживленного Умениями Фронов.
«Надо встать у входа с миской, – Андрей поднялся. Склонился над грязной посудиной. – Ну и гадость!» – он покачал головой. Наконец, пересилив себя, взял миску, плечом отворил дверь и застыл на пороге.
– Ничего, – шепотом произнес Духов. – Еще полчаса, самое большее…
Шкурники, их жены и дети стояли возле келий и молча смотрели вправо – там коридор сворачивал, и оттуда доносилась тяжелая поступь Дымовика.
«Поскорее!» – заклинал Андрей, чувствуя, как сильно колотится сердце.
Знать бы заранее, что все будет хорошо!..
Наконец из-за поворота показалось расползающееся облако черного дыма, а спустя несколько мгновений – и сам Дымовик. Он был гораздо ниже тех, что воевали с Извергом. Туловищем ему служил громоздкий железный ящик с откинутой крышкой, из которого поднимались струйки белесого пара. Впереди к ящику крепились маленькие колеса, сзади – железные лапы с коленями назад, словно у птицы. Голову заменяло подобие руки – тоже из железа, с тремя суставами и черпаком на конце.
Позади Дымовика топал Фрон. На желтой безносой роже застыло высокомерие, опухоль во лбу чуть заметно светилась. Левая нога, вдвое длиннее правой, сгибалась в сторону, и, когда уродец наступал на нее, неизменно подпрыгивал. Короткие ручонки бессильно болтались, будто лишенные костей.
Поравнявшись с ближайшей кельей, Фрон остановился. Неразборчиво булькнул. Хозяин жилища, сутулый человек с сальными космами и горбатым носом, протянул миску. Дымовик засвистел громче и замер. Механическая рука согнулась, черпак исчез в ящике и почти тут же появился, наполненный чем-то бледно-серым – не то кашей, не то чересчур густым супом. Спустя пару мгновений содержимое черпака плюхнулось в посудину Шкурника. Тот поклонился – уродливую морду Фрона исказило презрение – и, двигаясь спиной вперед, исчез в келье.
Кормежка продолжалась. Дымовик останавливался возле дверей, окунал черпак в собственное нутро, вываливал еду в миски. Андрей стоял, чувствуя, как подводит живот, и ждал своей очереди. Звуки, с которыми то ли каша, то ли суп переправлялись в посуду Шкурников, вызывали тошноту, и Духов боялся, что в самый ответственный момент желудок не выдержит.
Он успокаивал себя, напоминал, что как только получит порцию – тут же спустит ее в дыру нужника. А Дымовик приближался.
И вот он, ведомый хромым уродцем, остановился у кельи Андрея.
«Давай», – скомандовал себе тот и не без усилий вытянул дрожащие руки.
Черпак нырнул в ящик. Вновь появился – и Духов увидел, как подрагивает серая масса. Будто студень. В горле противно затолкалось, сдерживаться помогали только намертво стиснутые зубы.
Тихий, влажный шлепок. Это еда плюхнулась в миску. Все, можно идти в келью и избавиться от этой гадости.
Но что-то словно обездвижило Андрея. Он стоял и разглядывал пищу – серую, трясущуюся горку с розовыми, похожими на мясные волокна, прожилками. Этим Шкурников кормили не первое десятилетие, причем одна такая порция заменяла еще и питье. После Волны Безумия реки, озера, ручьи и даже подземные источники оказались отравлены. Но убивала вода не сразу – человек годами мучился от тошноты, постепенно утрачивая способность вообще принимать пищу, и высыхал заживо. Медленная гибель грозила всем спасшимся после катастрофы, и справиться с этой бедой было так же важно, как построить Степную Обитель. Зельевары и Фроны потратили несколько лет, чтобы сработать то, что сейчас покоилось в грязной миске Духова. Удивительно, но тут им помог Ползучий Бор: главными компонентами пей-еды стали шкура молодых побегов проклятого леса и внутренности Гнильцов.
