Было уже темно, Сарычев был запорошен с головы до ног снегом, однако странно, он не замерз и, что самое удивительное, отлично различал окружающее, ну совсем как в недавнем сновидении про пещерного искателя жемчуга. Он в недоумении потер глаза, однако ничего не изменилось — он видел в темноте как дикий лесной кот, и, крайне удивляясь происходящему, майор двинулся между могилами.
У входа на кладбище народу не было вовсе, и, прошагав минут двадцать до шоссе, Сарычев не встретил ни одной машины и наконец догадался взглянуть на свои часы «командирские» — на них было четыре часа. Ночи, естественно. Сарычев присвистнул, — оказалось, что он пробыл на кладбище больше полсуток. Он понял, что болезнь, видимо, взялась за него основательно и начала с головы.
Интуиция майора не подвела: выперли его из родной рабоче-крестьянской действительно за дискредитацию звания офицера, без пенсии и выходного пособия, — катись, шелудивый. А то, что протрубил ты почти двадцать лет, имеешь именной ствол, два боевых — это в мирное-то время — ордена и целую гору медалюшек, — так это не в счет: видимо, все эти годы маскировался ты, гад, под порядочного.
На прощание Юрий Иванович Отвесов пожелал ему более тщательно подбирать себе половых партнеров, а майор, глядя на его харю честно выполнившего свой долг бюрократа, вдруг ощутил в себе бешеное желание произвести указательным и большим пальцами правой руки захват подполковничьего горла и, глядя в мгновенно округлившиеся от страха глаза врага, вырвать напрочь ему трахею.
Расстались, в общем, без энтузиазма, и Сарычев порулил к дому. Отыскав телефон-автомат с необрезанной трубкой, он достал бумажонку с записанным номером и через пару минут дождался того, что и ожидал услышать, — положительная реакция на СПИД у него подтвердилась. «Да, чудеса бывают только в сказках», — подумал майор и поехал домой.
На Литейном, недалеко от пересечения с Невским, ему голоснул невысокий парень в серой куртке-аляске и, блеснув золотой фиксой, поинтересовался:
— За полтинник до Правобережного рынка доедем?
При этом он завлекательно махнул здоровенным лопатником, из которого высовывалась купюра поносного цвета с Кремлем, и майор сдался, сказав:
— Поехали, — тут же он добавил: — Ремешок, пожалуйста, — и сразу периферическим зрением отметил наличие у пассажира на левой щеке шрама, а на пальце правой руки — перстневой татуировки «Отсидел срок звонком», что Сарычеву не понравилось и насторожило.
Весь путь до рынка он более концентрировался на попутчике, чем на дороге, и не зря, предчувствие его не обмануло. Когда доехали и майор припарковался позади красной «девятки», из нее выскочил здоровенный, коротко стриженный — сразу видно, боец — и, распахнув водительскую дверь «семака», выдернул ключи. В то же время фиксатый пассажир, щелкнув ножом-прыгунком, приставил его к сарычевской печени и негромко сказал:
— Есть у меня к тебе, пес, разговор. Что ж ты «бомбишь», а в «оркестр» не засылаешь? Надо нам «навести коны», а иначе почину разворотим.
Майор возражать не стал, а сделав вид, что страшно перепугался, промямлил:
— Деньги около запаски, в портмоне.
Фиксатый мотнул подбородком стриженому амбалу и, когда тот двинулся к багажнику, проговорил, уже подобрев:
— Будешь паинькой, поставим тебя на отстой…
Он монолога не закончил — Сарычев в мгновение ока сделал три движения: развернул корпус, зафиксировал своей левой рукой вооруженную кисть собеседника, а правой резко провел уракен-учи тому прямо в глаз. Пассажир слабо вскрикнул, а майор, повторив удар еще разок, для верности быстро раздробил фиксатому локтем нос и выскочил из машины, чтобы поговорить кое о чем с его бритым подельщиком.
Тому было явно не до общения — он до пояса залез в багажник «семерки» в поисках вожделенного портмоне с деньгами и, когда хлопнула дверь, удивленно приподнял свою стриженую башку с большими оттопыренными ушами. Уже через секунду Сарычев с ходу наградил его двумя апперкотами по почкам, а когда амбала скрючило, резко ударил его носком ботинка в копчик и, не опуская ногу, провел ею рубящее движение в коленный сустав бритоголового. Одновременно разбушевавшийся майор перекрыл ему кислород и, взвалив сразу обмякшую тушу себе на бедро, немного подержал, пока противник не вырубился полностью. Потеряв к нему сразу всякий интерес, Сарычев плавно опустил бесчувственного амбала на укатанный снежок мостовой и снова обратил свое внимание на пассажира. Тот уже начал приходить в себя и слабо стонал, прижимая сплошь залитые кровью руки к лицу, а майор, похолодев от ужаса, сильно обеспокоился за чистоту своих светло-коричневых велюровых чехлов. Он осторожно выволок фиксатого из салона, затем подобрал выпавший из его руки клинок и, захлопнув дверь своей лайбы, всадил острие в заднее колесо «девятки».
Зашипело, будто потревожили десяток гадов, а Александр Степанович вытащил свои ключики из крышки багажника, завел двигатель и с места происшествия отчалил. В том, что на него попытались «наехать», ничего странного не было — в большом городе грязи всегда хватает. Удивительно было другое — никто не остановился и не поинтересовался происходящим, а о том, чтобы вмешаться, даже и речи быть не могло. Вот уж воистину равнодушие — вещь страшная, чем бы оно ни мотивировалось. Одолеваемый грустными размышлениями морально-этического плана, он выехал на Дальневосточный, остановился и осмотрел салон.
Тревожился он не зря: этот фиксатый гад мало того, что испоганил настроение, так еще все же умудрился испачкать кровью с блевотиной сиденье и резиновый коврик. Чертыхаясь, Александр Степанович принялся непотребные следы оттирать и внезапно обнаружил завалившийся к катушке ремня безопасности толстый пассажиров бумажник. Разыгравшееся не в меру воображение сразу же нарисовало Сарычеву радужную картину — столбы зеленых бумаженций с портретами горячо любимых во всем мире американских дядек — папаш Франклина и Гранта, но суровая жизнь сразу же внесла коррективы. Слава Богу, что небольшие. В лопатнике деревянными и зелеными было в сумме около пятисот долларов, и возликовавший майор сразу же рванул на Бухарестскую в фирменный лабаз «Колесо», чтобы воплотить давнишнюю автомобильную мечту в суровую повседневность.
Народу в магазине было немного, и, потоптавшись в отделе аккумуляторов, Александр Степанович приобрел увесистое заморское чудо с дивной свинцовой начинкой, ручкой для таскания и зеленым глазком индикатора.
Пока осчастливленный Сарычев ставил его на место издыхавшего отечественного собрата, короткий зимний день потихонечку уступил место темноте, и, ощущая себя безмерно состоятельным членом общества, майор решил сегодня не выезжать на работу и отправился домой.
