– Судите сами, великодушные синьоры! – верещал сорокой Мосик, вертясь в кругу судей, как пес, попавший на ристалище в разгар сражения. – Судите сами, что еще мне оставалось, лишенному в своей семье как уважения перед лицом моих детей, так и простого чувства мужского внутреннего достоинства! Что могло еще нас связывать как мужа и жену, помимо того святого чувства, что лишь и делает логично обоснованным союз, что именуете вы все семьею! Того единственного, что и является всем смыслом жизни любого существа мужского пола! Того, что вдохновляет божественную лиру и ее поэта на сладкозвучие строки и ее рифму! Что придает для смысла жизнь, что возвращает счастью сердце?! Что в крови волнует юность, что превращает душу пламени в простейший акт животной страсти?! Нет, блин, не секс!! Вы все ошиблись! Вот где ваше заблуждение ошибки! Я говорил вам о любви! Скажи мне честно, как мужу, как избраннику, как господину твоей души, Горгулья, ты меня любила хотя бы раз?!
– Заткнись, мозгляк!
– Вот видите! Вот все ее любовные слова! Вот все те колдовские речи, которыми она меня склоняла к верности, к сохранности семьи, к тому, что все вы называете пред нами, мужиками, домашним очагом! Вот чем обольщала меня моя супруга теми упоительными вечерами, в которых и луна, и звезды и все такое нам так нежно и призывно пели! И оцените, благородные матроны, какую стойкость, мужество и пылкость явил я, умудрясь в таких условиях родить девятерых детей!
– Семерых, мозгляк!
– Прости меня, мое сокровище! Мне казалось, что наша жизнь была намного плодотворней! Смотрите, вот пред вами, почтенные матроны, тот свидетель, что подтвердит вам глубину моей привязанности и искренности чувства!
– Кто?! Я?!
– Скажи мне, разве не говорил я тебе, что родился круглым сиротой?!
– Говорил!
– Вот видите, свидетель утверждает, что я прав! И не говорите мне, что тут имеет место сговор, простая, незамысловатая мужская дружба! Хотя, что может быть благороднее высокой цели спасенья ближнего?! Вот и сей герой, при всей его невзрачности и слабеньком здоровье, при хлипких ножках и узеньких плечах, при насморке, коклюше, циррозе печени, ветрянке и перхоти достоин уважения! Смотрите и дивитесь, могучие матроны, ибо он тот, кто сокрушит неправду! Тот, кто освободит из плена истину и отворит врата темницы! Накажет злодеяние, поразит тирана!
– Кто?! Я?!
– Ибо помните, матроны, нет ничего святее под звездами Вселенной, чем правда истины, чем раскрытые покровы тайны, чем безумство храбрых! Ибо кипит душа и рвется в подвиг! Что бывает лучше двух друзей, идущих всем наперекор стихиям?! Что может удержать у бабской юбки двух звездных рыцарей, двух героев, две руки и две ноги судьбы?! О, дайте, дайте нам со Стайсом две кровати, то есть две лошади, то есть двух скакунов! И ты увидишь, о любовь моя, Горгулья, как я тебя покрою славой с ног до головы! И не найдется такой бабы на планете, которая была бы больше достойна славы и любви, чем ты, моя голубка! Потому что, слышите, матроны?! Потому что время подвига – вернулся Ярс Стамайер! Все ахнули.
Гордый и надутый, как индюк, Мосик отдувался и поворачивался распаренной от долгой речи физиономией ко всем присутствующим. Принципелла ревмя ревела, как и остальные шесть потомков звездного героя. «Раскланивайся, дурень! Такая речь!» – шепнул Чевинку нимра Юсс.
Могучая судейская коллегия в составе двенадцати матрон (впрочем, по масштабности грудей и бедер казалось, что их гораздо больше), все поднялись с земли. Два героя очутились, словно в окружении дубов.
– Папка, я дарю тебе коня! – вскричала Принципелла.
– Дочь моя! Горжусь тобою! Есть ли еще тут щедрая душа, которой небезразлична судьба планеты?! …
– Вот мозгляк, отмазался! – с досадой проговорила Горгулья, когда ее никто не слышал.
Все провожали двух героев, с триумфом удаляющихся прочь от бабских юбок туда, где ревут протуберанцы славы, где рукоплещут звезды, бьет галактический прибой. К подножью вечности!
* * *
– С чего ты взял, что Ярс Стамайер вернулся? – спросил Стайс Чевинк, когда утихли и рев прощания, и вопли восторга.
– Не знаю, – ответил Мосик, едва отдышавшись. – Слушай, мы чуть не влипли, а ты про какого-то там Ярса болтаешь! Что это за тип? Твой приятель? Знаешь, я тут прихватил у дочки с пояса маленько денег. Погнали скорее в Куранник, там такой кабак! Мне надо выпить, я нервничаю. Волк Чевинк расхохотался.
– Мосик, негодяй! Ты все врал! И про подвиг, и про спасение планеты?! Ты, звездный рыцарь, Казанова с большой дороги!
– Ты меня удивляешь! Как можно так серьезно относиться ко всякой чуши?! Ой, Стайс, а ты случайно не герой?! Если да, так скажи сразу, мне с тобой не по пути!
– Нет, я не Герой. Герой – это Ярс Стамайер!
– Ладно тебе! Наслушался я барахла про Летучего Барса! Я сам два раза был Ярсом Стамайером! Однажды получил за это два гривенника на дорогу в Аффару. А в другой раз мне губу разбили! Вот так! А ты – герой, герой! И не говори мне больше ничего о нем!
Они продвигались молча. Стайс определенно испытывал проблемы с лошадью. Спина у этого богатырского создания была так широка, что на ней и в самом деле можно было спать, как на кровати. А вот сидеть было неудобно.
– А мы не сможем обменять в Кураннике этих двух чудовищ на обычных лошадей? – спросил Стайс озабоченно.
– На кой тебе лошади, Стайс? В городах постой для лошадей слишком дорог. Мы найдем приличный трактир. Сначала загуляем. А потом подумаем, как дальше быть. Тебе, я думаю, стоит продолжать в своем обычном амплуа слепого. Значит так, ты слепой и ты просишь перевести тебя через дорогу. При твоей смазливой мордочке ты будешь выглядеть так трогательно! Молодые бабы от этого ну просто млеют! Ты их веди куда подальше, в такой хороший тупичок. А там окажусь я! В случае чего ты ничего не знаешь, тебя ограбили, бросили в чужом городе и прочее.
«Ты слушай, слушай, Стайс! Вот где мудрость жизни!» – вмешался Вендрикс Юсс, который что-то в последнее время стал очень молчалив.
– А что еще имеется в твоем распоряжении? – поинтересовался Стайс. – Какие амплуа?
– Ну, если тебе не нравится быть слепым, тогда можно попробовать поработать проповедником апокалипсиса. Апокалипсисы нынче в моде! Я раньше такие предвещал концы света, что думал, что и сам поверю! Одно лишь плохо. Проповедников-апокалипсистов развелась такая туча, что конкуренция стала просто чудовищной. Станешь, бывало, на углу и заведешь какую басню про змей-горыныча, про бешеную тарашку, про извержение вулкана на острове Лаврикий. Так тут же прибегут и давай с тобою спорить, что ты-де все неправильно понял, что та тарашка вовсе не тарашка, а лаврушка. Пойдут скрестись по поводу количества голов у змея! Да откуда им все это знать, когда я сам его придумал?! Нет, не скажи, апокалипсистом быть фигово! Да я и сам все думаю, вдруг что и сбудется? Была еще мысляшка издать сборник предсказаний, да потом подумал: ну его! ведь загрызут собаки-рецензенты! А ну их всех! Я люблю работать тихо, мирно, по-домашнему. Конечно, можно пойти по деревням. Там апокалипсисы идут еще неплохо, только сборы маленькие и беготни навалом. Я вот помню, в одной деревне я предсказал конец света. Все путем, мол, небо упадет, низвергнется вода, иссохнет все живое. Так, представляешь, Стайс! Всего лишь через год у них свалилась водокачка! Меня там не было. Другой козел приперся и загреб все дивиденды. Вот чем плохо ремесло апокалипсиста – все непредсказуемо.
