Из линга вот-вот вырвется фонтан семени. По коже их пробежала будоражащая электрическая волна. Фрида резко выгнулась назад, широко раскрыв рот и застонав так громко, что чуть ли не эхо пронеслось по крепости.
Конрад с протяжным вздохом вынул линг из её лона. Липкое семя хлынуло на живот воительницы. Она радостно взглянула ему в глаза.
Мужчина не желал прекращать свои поцелуи. Губы его с жадностью прикладывались к еë румяным щекам, лбу, носу и к макушке головы. Он вляпался руками в семя и размазал белую массу. Они рассмеялись, словно безумцы. Голые их тела долго ещё резвились на кровати в объятиях друг друга.
Несколько минут назад, никем не замеченная, на порог спальни ворвалась Амелия. Она не хотела терять много времени, поэтому решила позвать Конрада на новое испытание. Ведьма никак не ожидала увидеть то, чем они там занимались вдвоём с Фридой.
Заметив их нагими на постели, чародейка резко скрылась за стеной. И, сделав один вдох, со всех ног помчалась в самую дальнюю башню. Ей было страшно, что она не сможет удержать в груди крик боли.
Волшебница хорошо понимала, что наёмника винить не в чем, как и аливитянку. Амелия никогда не была его девушкой. Но от этих мыслей ей вовсе не становилось легче.
Ярость наполняла всё существо. И обращена та была только к ней самой. Она обвиняла себя за молчание, за закрытость. За собственную боязнь и за опасения в прошлом.
Ведьма точно знала, что любила его в глубине души. Не только наёмника раньше пугало его влечение к ней. Но и ей тоже было страшно. Ей не хотелось попадать в ловушку любви. Потому что это чувство она представляла себе именно так.
Сейчас же чародейка свободна… И холодные слезы градом несутся из глаз. Она старалась сдержать отчаяние и гнев, перекрывающие кислород. Однако ладонь её невольно раскрылась. В башне, где Амалия заперлась, вся мебель разлетелась в щепки.
Волшебница лишь надеялась, что на шум никто не придёт. Ей совершенно не хотелось, чтобы её узрели в таком состоянии. Но замок был достаточно огромным. До посторонних ушей не доносились сладострастные стоны влюблённых, как и подозрительный треск от разрушений.
*Два дня спустя*
Иорик прогуливался по третьему этажу с деревянной плошкой в руках, из которой он периодически хлебал тёплый бульон.
Поэт присел на край шаткого кресла, покрытого толстым слоем пыли. В комнату к нему уверенным шагом вошла Амелия и замерла визави.
— Что-то случилось? — Бэбкок уставился на неё. Мышцы у него напряглись, как у испуганного кролика.
Но ведьма молча помотала головой и приблизилась. Красивые руки с длинными пальцами ловко развязали кушак на его кафтане. Мужчина совершенно не понимал, к чему она проделывает такой кульбит. Не успел он ничего толком спросить, как чародейка спустила со своих плеч заранее расшнурованное чёрное блио. Нежно-розовые груди её оголились. Соски стояли торчком.
— Амелия! — вскричал Иорик. — Что за гривуазные выходки? — он хотел убежать, но ноги не двигались с места, словно у завороженного.
Поэт сильно сконфузился. Тарелка выпала из его хватки. Содержимое забрызгало сапоги. Полуобнаженная волшебница же прижалась к нему. Платье вот-вот сползëт с её округлых бёдер.
— Ты не хочешь меня? — она облизнула Бэбкоку правое ухо.
Тот, наконец, вздрогнул и отскочил.
— Послушай, — нервно начал он. — Мне не нужно нечто подобное! И я… Я дезавуирую не потому, что не имею желаний… Или не потому, что ты не соблазнительная. Просто это всё так дико! Оденься, пожалуйста!
Ведьма взглянула на него с отчаянием, сменяющимся холодной злобой. И поспешно набросила верхнюю часть блио обратно. Поэт метнулся к двери, обогнав её.
— Кажется, ты не так поняла меня! — он замахал ладонями, намереваясь не выпускать чародейку, пока не объяснится. — Амелия… Что на тебя нашло?
Она не отвечала. Лишь продолжала сверлить Бэбкока глазами, сжимая кулаки.
— Хорошо… Что ж. Ладно, тогда говорить буду я, — Иорик перевёл дыхание, намереваясь собрать разлетающиеся мысли воедино.
— Я ведь не краснобай, ты знаешь. Хотя разве только малость. Но если посмотреть на мир с отстраненной точки зрения, то всё само по себе довольно пустое. Если ты понимаешь, о чем я, — поэт оперся спиной о косяк у входа. — Не знаю, что толкнуло тебя на такую разнузданность. Однако, отбросив деликатность, могу заявить, что догадываюсь. Но всё же это совершенно на тебя не похоже. Ты исключительный человек, Амелия, в самом отличном смысле этого слова. При атаке крепости, у которой бастионы кишат пушками, осаждающим приходится рыть траншеи, чтобы не пасть под обстрелом.
Она рассмеялась и откинулась на обшарпанный диван возле окна.
— Продолжай, — объявила Амелия царственным тоном. — Интересно, к чему ты подведешь свои теоретические знания о военном деле. В котором я, кстати, разбираюсь гораздо больше, чем ты.
— Ох… — поэт так потëр свои веки, что перед взором всё заискрилось. — Сиречь: я уже не тот, что раньше. Утехи от соития не вызывают интереса без такого важного чувства, как любовь. Кто-то возможно, скажет, что я парю в эмпиреях. Однако лучше мечтать о достойном, нежели бросаться в омут обыденной скучной страсти, которая ничего не оставляет после себя.
Волшебница вставила ноготь указательного пальца между двумя передними зубами и задумалась.
— Решил стать степенным? — поникшим голосом спросила она.
— Пожалуй, это куда лучше, чем то, что ты предлагала сейчас, — с серьёзным видом ответил Иорик. — Когда крепость захватывают молниеносно и легко, то это не вызывает того удовольствия, как, например, при долговременном бое. При таком сражении, когда нет уверенности ни в чем. Я это к тому, что всё высокое даёт высокое. А низкое даёт только низкое. Если пару лет назад я беззаботно плыл по прозрачному узкому руслу на рыбацкой лодочке и восторгался пышными грудями любой женщины, которая проявит ко мне внимание. То теперь же… Моя жизнь похожа на фарватер. В нём значение имеет уже большое судно, несущее истины. Потому мне не нужно соитие с красоткой. Я ищу улов крупнее. Я ищу любовь.
— Ты просто смешон! — ведьма презрительно скривила губы. — Жалкий дурак!
— Ну, я хотя бы не лицемер, как ты! — парировал поэт. — Может, хватит казаться сильной? Думаешь, что я не смогу понять тебя? Долго ещё собираешься носить маску или всё же не испугаешься и откроешься?
— Считай меня просто фривольной, — безэмоционально отчеканила чародейка и поднялась с места.
Иорик преградил ей дорогу.
— Хватит, Амелия! Когда ты выйдешь через дверь, так и не описав того, что творится на душе. То твоим другом я больше называться не буду. Своё
