Фриды затянулась. Остался только едва заметный шрам в форме почти прямого угла от разрыва тканей. Она закончила принимать ванну из растопленного и подогретого на огне снега.
Одевшись, аливитянка быстро промчалась по ступеням вниз. Друзья обедали возле костра гороховой кашей и лепешками из каштанов.
— А где Конрад?
— Отдыхает, — ответила Амелия. — Ему сегодня на испытании стало дурно. Но выбора нет. Чем скорее он научится бороться с чужим проникновением в свой разум, тем больше шансов появится на лучший исход.
— Фрида, садись кушать, пока не остыло, — улыбнулась ей Бригида.
— Позже поем. Ничего страшного, — подмигнула воительница. — Пойду проверю, как он там.
Поспешно пролетев через частые повороты коридоров, жительница Саркена добралась до спальни, занимаемой наëмником. Мужчина лежал на спине, закинув кисть на чело. Аливитянка притулилась поблизости. Он обвил еë другой рукой вокруг талии. Через решётчатые окна врывался бледно-жёлтый свет. В его редких лучах было заметно, как кружатся в хаотичном танце пылинки.
— Паршиво выглядишь, — кинула ему Фрида.
На усталом лице Конрада один край рта пополз вверх от услышанных слов. Он приподнялся, приняв сидячее положение.
— Прости меня, что я, как дурак, уже несколько дней избегаю тебя, — наёмник взглянул на неё исподлобья.
— Мне всё равно, — пожала та открытыми плечами с изящными ключицами.
— Понятно. Значит, ты все-таки обиделась, — рассмеялся он, проводя ладонью по своему затылку.
— На что это я должна обижаться? — Фрида забавно сморщила лицо, будто лизнула дольку кислого лимона. — Я просто зашла проверить, как ты тут. Не сбежал ли ещё к безмолвным.
Она вскочила и уже мотая головой, хотела направиться к выходу, но мужчина подхватил еë и повалил на постель.
— Мне нужно с тобой поговорить, — он откинул локон волос воительницы за ухо.
— Я слушаю, — она напустила на себя серьёзный вид.
Конрад сам не понимал, почему ему всегда хочется смеяться, глядя на её поведение. В ней имелось некая удивительная способность: вызывать в людях те эмоции, которые она хочет.
Фрида напоминала ему бриз, меняющий своё направление в зависимости от смены дня и ночи. Её невозможно наблюдать слишком долго в одном настроении. Но от этого аливитянка становилась только притягательнее. Ведь кто бы из живых с радостью не встретил освежающий ветерок в жаркую погоду?
Когда глаза становятся замыленными от зноя и всë вокруг давит надоедливой рутиной… Вдруг врывается она… Такая лёгкая и игривая. Дотрагивается до тебя своими щекочущими и захватывающими дух прикосновениями. И ты не успеваешь ими пресытиться, как она уже ускользает прочь. А затем приходится с нетерпением ждать повторного бриза, чтобы вновь увидеть её. Она слишком умна… Возвращается только тогда, когда ты на грани. Когда ты уже остываешь, когда воспоминания начинают исчезать. И тогда дыхание её снова врывается в сердце, заставляя плакать от счастья.
— Фрида, я сразу должен был с тобой обсудить ту историю с Амелией. Я был влюблён в неё… Или, вернее, думал, что это так. Знаешь, она хороший человек…
— Я знаю, что она хорошая, — кивнула воительница. — Плохой человек ни за что бы не пошёл на такой риск ради кого-либо.
— Д-а, — протянул на выдохе мужчина. — До встречи с ней я никогда никого не любил. И ничего особо не знал о такой крепкой духовной связи. А Амелию я сразу же зауважал. Потому что действительно есть за что. Но между нами ничего не происходило… Кроме одного единственного поцелуя. Я же совершенно не представляю, что творится у неё внутри. Мне кажется, что это тайна за семью печатями.
— И эти загадочность и отстраненность тебя-то в ней и притягивают? — жительница Саркена пронзила его своим взором. Он почувствовал нутром, с каким трудом ей удалось произнести такое предположение.
— Притягивали! — чётко отрезал Конрад. — Сейчас я воспринимаю Амелию только как друга. Нет больше того желания, чтобы стать с ней ещë ближе. Я лишь хочу, дабы у неё всё сложилось замечательно, как и у всех остальных.
— Это чудесно, — аливитянка с радостным настроением провела пальцами по его волосам. — Что ж… Я пойду. Пора перекусить. Тебе принести?
— А ты сильно проголодалась? — наёмник, обняв её, не отпускал.
Фрида прислонилась лбом к его виску.
— В чем дело, Конрад? — мягко спросила она.
— Если бы у меня имелся талант, как у Иорика, то я бы сочинил в твою честь кучу мадригалов, — он поцеловал её в плечо. — Возможно, я попрошу его написать их.
Воительница звонко рассмеялась, сидя у него на коленях.
— С чего бы вдруг? — спросила она после.
Мужчина повернул её лицом к себе.
— Я люблю тебя, Фрида!
Он заметил, как глаза той заблестели.
— Но ты ведь сам только говорил, что практически ничего не знаешь об этом чувстве.
— А зачем мне знать, когда я полностью уверен в том, что ты для меня значишь.
— И что же я значу для тебя? — ей чудилось, что стук её сердца слышен на всю застывшую округу.
— Всë!
Прижавшись к ней, Конрад забыл в точности, где они находятся. Он видел лишь, как пëстрые стены из цветущих кустарников жимолости скрывают их от мира, источая при этом сладкие цитрусовые запахи.
Кровь приливала к лингу наёмника, отчего гульфик на брюках выпирал до предела. Наёмник был обуян грозовыми импульсами из-за созерцания её губ бледного верескового цвета. Конрад припал к ним ртом. Грубые пальцы обвили тонкую шею Фриды сзади.
Воительница словно вырвала его у мира, по которому тот бесцельно мчался на коне. Она подцепила наёмника с помощью гизармы и сорвала из седла. И теперь Конрад, отряхнувшись, узрел, как пыль оседает. На горизонте маячила мечта: женщина, дарующая океаны тепла истерзанной душе.
Он скользнул к крючкам на её атласном чёрном корсаже. Прерывистое дыхание Фриды на своей шее приводило его в приятное волнение.
Аливитянка напоминала ему самого опасного среди птиц — хищного кречета. От захвата которого никакой добыче не скрыться. Где она, там только её земля и воздух. И он был рад раствориться в её власти. Однако не до конца понимал, кто из них двоих на самом деле охотник. Возможно, это именно он все прошлые годы выслеживал Фриду, чтобы навсегда быть рядом.
Если раньше он страшился привязанности к Амелии, которая походила на уничтожающее всё живое пламя. То эта привязанность к воительнице, наоборот, с упоением тянула его к себе с такой силой, что он даже и не думал сопротивляться. Ему не хотелось больше бежать. В серо-голубых глазах жительницы Саркена он обрëл всë, что веками искали выброшенные на Барнар из материнского чрева народы. Конрад нашёл свой оплот. И ради неё он сам готов становиться
