Чем мне это грозило? — спросил я.
— Не знаю пока, — Ирина пожала плечами, — если это важно, могу изучить.
— Очень важно, — ответил я.
— Хорошо, — Ирина снова сжала ладонь, — дай мне немного времени. Побудь пока с сыном.
Я кивнул и направился в детскую.
Пашка возился с мягкой игрушкой и коллекцией погремушек. Увидев меня, он заулыбался и протянул ко мне ручки. Поколебавшись немного, я взял сына на руки, отметив про себя, как он прибавил в весе за последнее время. Определённо, Иринин прикорм шёл ему на пользу.
Пашка что-то прогукал и ткнулся мне в плечо. Я погладил его по спине и сказал: «Ничего. Всё наладится. Вот увидишь».
Меня кольнула совесть за то, что так мало времени провожу с сыном. Ирина это, конечно, хорошо. Но дети чувствую родителей. Чувствуют, что нужны и любимы. От этого они растут более здоровыми и счастливыми. Пока мы не нашли маму, он должен чувствовать, что я люблю его за двоих.
«Всё будет хорошо, — повторил я, — мы обязательно найдём маму».
Пашка что-то гукнул и завозился, разворачиваясь в сторону манежа.
Я отнёс его обратно игрушкам.
Ирины не было довольно долго, и я уже начинал беспокоиться. Как раз тогда, когда я решил выглянуть узнать, как дела, она тихо вошла в детскую.
— Пойдём, — тихо сказала она и поманила меня рукой.
Мы зашли на кухню. Там, на деревянном подносе, украшенном странными узорами, лежал паучок, которого она сняла с моего пиджака. Теперь его лапки были выпрямлены и даже вытянуты в стороны. Под ним на дереве было что-то вроде тёмной сажи.
— Плохо дело, — сказала Ирина, — серьёзная штуковина. Сначала она бы одарила тебя избирательной слепотой.
— Избирательной? — уточнил я.
— Ты бы не смог видеть то, что от тебя спрятали, — ответила Ирина, — а потом, в нужный момент, по команде, ты бы умер. Совершенно неожиданно, но от естественных причин. Инфаркт. Или тромб какой…
— Мерзость…
— Согласна, — Ирина вздохнула и спросила: — что делать-то будем? Просто так такие вещи оставлять нельзя. Увидев, что ты справился с этим, тот, кто это сделал, попробует что-то более серьёзное. Для твоего понимания: эта штуковина — очень крутого уровня. Такое мог сотворить очень продвинутый видящий или даже просвещённый.
— Кто?
— Серёг, ты и так всё понимаешь. Поэтому я уж без этих бла-бла, никому не говорить и прочее. У нас, пограничников, есть своя иерархия. Неофициальная, конечно. Мы вообще не слишком организованные ребята, что бы там про нас ни думали те, кто не в теме, — Ирина посмотрела мне в глаза, — начинается всё с сочувствующих. Это те, кто обнаруживает в себе малейшие способности. Кто улавливает колебания других миров. Среди таких много хороших наставников, консультантов и так далее. Потом идут кандидаты. Это те, кто не пошёл по лёгкому пути и смог развить свои способности, не растрачивая их понапрасну. Дальше — посвящённые. Эти уже знают, как всё устроено на самом деле. Из кандидатов до этого уровня дорастает где-то каждый сотый. Их вводят в курс дела поводыри, которые ищут такие самородки, чтобы те не наломали дров и не разрушили сложившийся баланс в обществе. Который, кстати, мы тщательно выстраивали. Ну, там, разные сказки про ведьм и колдунов, выведение на чистую воду шарлатанов. Кино и книги — всё то, что помогает скрыть, как оно на самом деле. Понимаешь?
Я кивнул.
— Поводырь может дорасти до видящего. Этих уже можно назвать пограничниками в полном смысле этого слова. Они умеют проникать мысленно в другие миры и вести переговоры с их обитателями. Довольно опасное занятие: иногда поводыри поддаются соблазну и организуют обмен… впрочем, сейчас это не важно. Просто запомни: быть видящим это не только круто, но и опасно. И, наконец, просвещённые. Чтобы стать им, надо совершить что-то великое.
— Что именно? — спросил я.
Ирина пожала плечами в ответ.
— Кто знает? — ответила она, — на то оно и великое, что его невозможно предсказать. Лет десять назад один мой знакомый стал просвещённым. Он увидел, как какая-то опасная тварь пыталась ломиться в наш мир, и нашёл способ закрыть разлом.
— И эту штуковину, — я опасливо кивнул на паучка, — создал кто-то из видящих или даже просвещённых, так?
Ирина уверенно кивнула.
— Для того, чтобы её нейтрализовать, надо обладать схожими способностями. По уровню. Верно? — продолжал я.
— Конечно, — подтвердила моя собеседница.
— Ирин… — сказал я, — насколько я понял, ты не последний человек среди этих твоих пограничников… почему ты жила так? История, что ты рассказала про твоего начальника — это ведь не всё, верно? Ты могла по-другому вырулить. Но не стала по какой-то причине. Будто наказывала себя за что-то…
Ирина посмотрела на меня. Вокруг её глаз собрались лучистые морщинки; она улыбнулась как-то очень весело и непосредственно.
— А у вашего брата одно только наказание в голове, да? — сказала она, — глядя на тебя с другом тоже можно было подумать, что вы себя наказываете. Но у меня больше терпения, чем у тебя. Понимаешь?
— Ирин… — начал было я, но она меня перебила.
— Да ладно, Серёг, это неизбежно было. Так или иначе мы узнаем истории друг друга. Это неизбежно, раз уж нас судьба свела. В общем, не наказание это. В определённый момент мне надо было двигаться дальше. А я не захотела. Никогда ведь не знаешь, какое испытание будет у просвещённого… ты прав, я могла всё решить. Но я чуяла, что за этим будет какой-то вызов. Будто что-то затягивало меня в ту ситуацию. Странно это было, с чего бы я повела себя как наивная дурёха? И вот это мне не понравилось, когда нечто тебя затягивает…
— А с нами? — спросил я, — с нами не было такого ощущения?
— Было, — кивнула Ирина, — и я подумала, что судьба дала мне второй шанс.
Я помолчал несколько секунд, переваривая услышанное.
— Про вас, кстати, я тоже многое уже угадала, — продолжала Ирина, — нам проще будет, если дальше продвинемся.
— Да? — Заинтересовался я, — и что же именно?
— Ваш мир погиб, так? — сказала она, глядя мне в глаза.
— Так… — ответил я.
— Не зря мне вспомнилась та история с просвещённым… я ещё тогда подумала, что было бы, если бы он не справился. Видимо, у вас он не справился.
— Всё немного сложнее… — осторожно заметил я.
— Конечно, сложнее, — вздохнула Ирина, — ничего, дойдёт дело и до подробностей. Долгими зимними вечерами, — она улыбнулась, — что-то мне подсказывает,
