— А ты? — спросила Гайка.
— А я — баллистик. Специалист по движению объектов. Этот знак, — Артур указал на птицу феникс, изображенную на его броне, — означает, что я принадлежу ко второму инженерному эшелону. Такой же был на моем скафандре.
— А это что значит, второй эшелон? — не поняла Гайка.
— Инженеров разбили на три эшелона и заморозили, как и остальных, — подхватил нить повествования Берг. — Представители первого эшелона просыпались в полете. Они проверяли, хорошо ли работают двигатели, стабилен ли сон «человеческого груза» и все ли в порядке с курсом. Каждый инженер просыпался раз в тысячу лет и работал где-то полгода. Но кроме банального поддержания стабильности, инженеры первого эшелона занимались исследованиями. Для этого в их распоряжении были самые мощные компьютеры. Представь себе, что ты придумываешь неразрешимую задачу, ставишь невыполнимые условия машине, которая создана, чтобы быть умнее тебя. Ты даешь ей задание найти ответ и засыпаешь на пару тысяч лет, все это время она за тебя решает твою задачу. Когда ты вновь просыпаешься — вуаля! — задача решена! Ты можешь обработать полученные данные и задать новую задачу, после чего снова погрузишься в сон, и так в течение миллионов лет. Технологии должны были сделать огромный скачок вперед. И они его сделали!
— Но это не было так хорошо, как мы думали в самом начале, — мрачно заметил Артур. Он держал кружку с чаем между ладонями и будто бы пытался увидеть прошлое в янтарной жидкости. — У каждого эшелона имелся руководитель, старший инженер. Он должен был следить за тем, чтобы программа не сбилась с курса, чтобы в нее не вносили непоправимых изменений. Но руководитель первого эшелона, доктор Розенберг… как бы это сказать… он пропал. Просто исчез… я не знаю, что произошло. Никто теперь не узнает. Но без его контроля эксперименты начали заходить куда дальше, чем должны были. Среди инженеров стало… — Артур сглотнул образовавшийся в горле ком, — стало нормой ставить эксперименты на людях. Порой на единицах, порой на десятках, сотнях, порой…
— Порой на тысячах, — продолжил Берг, — на тысячах ни в чем не повинных людей. Инженеры первого эшелона думали, что делают человечеству одолжение, большой подарок, меняя его, перестраивая по своему вкусу.
Артур опять нервно сделал большой глоток чая и продолжил:
— Конечно, дело было не только в людях. Хотя само по себе это ужасно. Новые технологии без всякой системы встраивались в программу, замещая и тем самым уничтожая стандартные протоколы, автоматику. Все переписывалось — машины, природа, животные, — все. Я летел в составе второго эшелона. Мы должны были обеспечивать подготовку планеты и последующую высадку. Но когда флот встал на орбиту и мы проснулись, то, что увидели, стало для нас настоящим шоком. От программы не осталось ровным счетом ни черта. Каждый перенес это потрясение по-своему, кто-то тяжело, а кто-то очень тяжело. Хуже всех было Гермгольцу…
— Старшему инженеру второго эшелона, — пояснил Берг.
— Сначала он приказал изолировать всех инженеров первого эшелона и стереть все их исследования. Флот, как ты понимаешь, был огромным и подвергся просто чудовищным изменениям за тысячелетия полета, найти и уничтожить все следы работы первого эшелона оказалось попросту невозможно. Гермгольц медленно сходил с ума, а вместе с ним и большая часть моих коллег. Одна половина считала, что нужно уничтожить все… включая людей, подвергшихся изменениям, вторая говорила, что все еще можно поправить.
— И что случилось потом?
Артур и Берг какое-то время сидели молча. Затем снова заговорил Артур:
— Потом случилась бойня. Гермгольц каким-то образом сумел перебить практически весь первый эшелон. После этого он заявил, что поступит так с каждым, кто пойдет против него.
— Но ты пошел, да? — попыталась угадать Гайка.
— Гермгольц… — тяжело вздохнул Артур, — на моей памяти еще не нарушил ни одного своего слова. А я, как ты видишь, жив.
— Не все тогда оставались на орбите, — пояснил Берг. — Артур должен был следить за спуском капсул на планету с ее поверхности. Пока другие увлекались спорами о судьбе человечества, кое-кто просто делал свое дело.
— Я уже давно был на планете, когда на орбите началась бойня, — вспоминал Артур, — помню, мы тогда только закончили спускать геостанции. Не знаю, что там произошло, и даже боюсь представить. Но когда все кончилось, поступил сигнал от Гермгольца. Он сбрасывал капсулы с людьми. Сбрасывал так, чтобы никого не осталось в живых. Без тормозных двигателей, по неправильной траектории.
— И что ты сделал?
— Свою работу, — коротко сказал Артур. — Ни одна из капсул с людьми так и не разбилась. Все выжили.
— Выжили при посадке, да, — отметил Берг, — но программа была нарушена и сработала не так, как должна была сработать. Вместо идеального мира люди получили пустошь, а вместо городов, возведенных машинами, лишь наполовину функциональные останки этих машин. Мусор.
— А что случилось с Гермгольцем? — спросила Гайка.
— Он погиб, — коротко сказал Артур, — а вместе с ним и весь второй эшелон. Почти весь, — уточнил инженер. — Твоя свалка когда-то давно была тем самым кораблем, на котором они падали с орбиты. Я пытался его спасти, но…
— Он, правда, успел сделать кое-что полезное перед смертью, — вставил свое слово Берг.
Гайка вопросительно посмотрела на него, а затем на Артура.
— Он дал машинам новую задачу, — сказал Артур. — Рассчитать программу заново, с самого начала.
— Восстановить все, что было утрачено, — объяснил Берг, — видишь ли, он сохранил несколько капсул с людьми. Те были «чистыми», нетронутыми. Этого, по его мнению, было достаточно, чтобы начать все заново. Ценой такому начинанию стали миллиарды человеческих жизней.
— На то, чтобы компьютеры смогли решить эту задачу, — продолжил Артур, — ушло примерно…
— Примерно шестьсот лет, — закончил за него Берг, — то есть к нынешнему дню программа должна быть восстановлена.
Глаза Гайки округлились.
— Вы хотите сказать, что все древние станции могут взять и заработать на полную мощность?!
— Да, — ответили одновременно Артур и Берг.
— И почему до сих пор этого не случилось? — поинтересовалась девушка возмущенно.
— Да потому, что до сегодняшней ночи, — ответил Берг, — Артур был единственным инженером, единственным человеком, который вообще знал об этом.
— В смысле? — не поняла Гайка.
— Все другие инженеры на планете, все до одного, кто тут жил и живет, проснулись уже после высадки, — пояснил Артур. — Они не имели ни малейшего понятия, как все произошло и что с этим делать. Люди просто не знали, что программа восстанавливается сама. А я проспал все эти шестьсот лет, чтобы проснуться как раз к завершению процесса.
