Щелк-щелк-щелк!
Щелчки стали звучать чаще, громче и даже будто призывнее. В самом деле, Плюха словно потянуло туда, откуда доносились странные звуки. Любопытство пересилило, или…
– Стой на месте! – крикнул уже прямо из-за спины сталкер.
Но было уже поздно. Косморазведчик шагнул туда, где находился невидимый источник щелчков. Его тут же окутало раскаленным красно-оранжевым маревом. Будь Плюх без шлема, голова его быстро превратилась бы в обугленный череп, а то и вовсе рассыпалась бы, не выдержав столь высокой температуры. Датчики скафандра показывали две тысячи градусов Цельсия. Температура в доменной печи! Разведчик знал, что скафандр способен выдержать втрое бо́льшую температуру, чем на поверхности Солнца, но время пребывания в столь экстремальных условиях не превышало пяти минут. Сейчас, в таком случае, можно было рассчитывать минут на пятнадцать. Или нет?.. Линейна ли зависимость прочности скафандра от температуры? Этого Плюх не помнил. Или даже не знал изначально – сейчас мысли бурлили в голове, будто мозги и впрямь начали закипать. Что следует предпринять, он также не имел ни малейшего представления. Попробовал шагнуть – нога наткнулась на твердую преграду. Повел вокруг рукой и убедился, что находится словно внутри узкого, диаметром около метра, цилиндра. Или, что еще точнее, огненного столба. Плюх вспомнил, что до сих пор сжимает в руке бластер. Бластер!.. Он-то вряд ли выдержит подобную температуру даже пару минут. Затем он взорвется. А взрыв бластера, да еще в замкнутом пространстве… Косморазведчик не знал наверняка, но был уверен, что шестью тысячами градусов тут уже не обойдется. А тогда… Совершенно ясно было, что тогда. Как там в любимой старой детской книжке?.. «Прощай, любимая береза! Прощай, дорогая сосна!»[4]
Плюху невольно захотелось отбросить бластер подальше. Только куда его тут отбросишь? Все равно упадет под ноги. А где после его взрыва образуется отверстие – в штанине, на груди, на рукаве – какая разница? Все равно от него самого останется лишь уголек в несгораемой оболочке.
Вместо жалости к себе любимому накатила вдруг такая злость!.. Косморазведчик! Выпускник академии! «Малообразованный бродяга» сколько раз говорил тебе: это Зона, это Зона, это Зона!.. Так нет же, не хватило ни ума, ни хотя бы капли благоразумия, чтобы выслушать знающего, опытного человека!.. Мне все нипочем, я образованный, я у-у-ууумный! Вот и жарься теперь, умный, словно курица на гриле. Так тебе, упрямой бестолочи, и надо! Жаль, что уроком тебе полученный опыт уже не станет.
Неистовое пламя продолжало гудеть в цилиндре. Красивое, ослепительно-яркое, оранжевое, как новогодний мандарин. Плюх даже почувствовал его вкус и вспомнил елку, большую, шикарную, под стать настоящим лесным красавицам. Да-да, вот такую же зеленую, как этот огненный завиток… Что?.. Почему пламя сверху стало зеленым? И это кажется, или гудение и впрямь стало тише, а сам поток огня не столь равномерным?
Действительно, бушующий внутри цилиндра огонь стал вдруг отчетливо менять цвет. Его языки становились то зелеными, то голубыми, то пропадали местами вовсе. В одном из таких кратковременных разрывов разведчик успел разглядеть злобно-сосредоточенное лицо Шершня. Затем, когда разрывы стали более частыми и широкими, Плюх увидел, что сталкер совершает какие-то странные прыжки вокруг цилиндра. Исполняет пляску смерти? Может, у местных в порядке вещей прощаться таким образом с покойниками?.. Но он-то еще не покойник! И у Шершня в руке вовсе не шаманский бубен, а знакомая фляга в матерчатом чехле. И сталкер трясет ею не просто так, он поливает ее содержимым цилиндр!
Плюх невольно протянул к Шершню руку. И рука легко прошла сквозь невидимые границы цилиндра! Разведчик рванулся вперед и уперся в огненную стену… Впрочем, нет, уперлись ноги и грудь, а вот выше… Выше была свобода!
Плюх протянул вторую руку и наконец-то избавился от бластера, отшвырнув его как можно дальше.
– Давай-давай, вылезай! – завопил, увидев это, Шершень. – У меня спирт кончился, сейчас она снова восстановится!
Разведчик уперся ладонями в неустойчивые, плавающие края цилиндра, подпрыгнул и кувырнулся вперед. Ощутив наконец свободу, он быстро-быстро пополз в сторону, даже не попытавшись от охватившей сознание ошалелости встать на ноги. Когда опасность осталась метрах в десяти позади, Плюх растянулся на земле лицом вниз и, кажется, заплакал. Во всяком случае, когда он все-таки поднял голову, то увидел перед собой расплывшееся, как при взгляде из-под воды, хмурое лицо сталкера.
– Будешь должен, – буркнул тот. – И за то, что жизнь тебе спас, и за пол-литра спиртяги. Чистого, так-на, девяносто шесть градусов, такой хрен где достанешь.
– На корабле есть спирт, – пробормотал косморазведчик. – Много. Литров пятьсот.
– Ну вы и пить! – воодушевился Шершень. Он хотел похлопать Плюха по плечу, но резко отдернул руку. – Ух ты, горячий какой! Погоди, не шевелись, я на тебе тушенку разогрею.
В целом Шершень был доволен: почти все шло по плану. Разве что едва не разрушил эти планы «солярий» – одна из опаснейших аномалий, выбраться из которой живыми доводилось считанным единицам, да и то эти «счастливчики» вскоре умирали от полученных ожогов или милосердия друзей. Первым же и пока единственным по-настоящему спасшимся стал Плюх. Благодаря суперскафандру и, в первую очередь, действиям самого Шершня. Спирт, конечно, жалко, но потеря косморазведчика оказалась бы куда трагичнее.
Трапезничать пришлось, что называется, «насухую». Ну, может и к лучшему – расслабляться хорошо в конце дела, а тут все еще только начиналось. Правда, слегка подлечить нервишки после стресса с «Солярием» не мешало бы, конечно, обоим. Вон как Плюх дергается, до сих пор в себя не пришел.
– Ты ешь давай, ешь, – не вытерпел Шершень. – Чего хлеб теребишь, раскрошил весь… Продуктов и так мало.
– Хлеб!.. – буркнул разведчик. – Разве это хлеб? Вот у нас…
– А мы сейчас не у вас, так-на! И хавай, что дают. Скоро и этого не станет.
– На корабле много продуктов.
– Тебя послушать, твой корабль – прямо склад всего на свете. Море спиртяги, горы жратвы и несколько тысяч паровых машин[5]… Но даже если так, до того корабля еще дойти нужно.
– Паровых машин нет, у корабля иной принцип действия. А идти до него всего-то восемьдесят километров.
– Всего-то? – вскипел сталкер. – А ты забыл, Карлсон жареный, что это Зона, а не Елисейские Поля? Ты, вон, и километра не протопал, а в «солярий» загреметь успел. Если бы не я…
– Ну сколько можно-то?! – отбросил Плюх на импровизированный стол мятый кусок хлеба. – Я ведь тебя уже поблагодарил. И не специально же я в этот «солярий» залез! Ты ведь тоже не знал, что там такое щелкает.
