– Тебя ждут, – произнес он по-пеллийски, тщательно, будто школяр, выговаривая каждое слово, – следуй за мной.
Я запрыгнул на свою лошадь, проверил и сунул в седельные карманы пистолеты и, помня о наставлениях Эйно, щегольски расположил свой меч на левом бедре. Следуя за рослым черным конем моего провожатого, я пересек шумящую, провонявшую рыбой базарную площадь и углубился в нескончаемую паутину узких, полутемных улочек. Нас окружили серые каменные стены трехэтажных домов с острыми крышами, капюшоном нависавшими над головой. Копыта гулко грохотали по старой брусчатке. Время от времени нам приходилось прижиматься к стене, чтобы пропустить встречного всадника или раба с тележкой, полной всякого товара. Этим кварталам, выводящим нас то на одну, то на другую площадь, не было конца. Город показался мне огромным. Я видел таверны, обозначенные вывесками и неизменными масляными фонарями затейливой ковки, бесчисленные лавки и большие магазины, заваленные то коврами, то посудой, то канатами и парусиной, и по тому, как свежеет воздух, стал понимать, что мы двигаемся в сторону моря.
Вскоре светловолосый свернул в какой-то совсем уж узкий переулок и неожиданно остановился. Повинуясь его жесту, я спешился. Раб сильно ударил в неприметную дверь на первом этаже темного, с потеками на стенах, двухэтажного строения, и ему тотчас же открыли.
Я передал поводья в руки чумазого мальчишки и нерешительно шагнул в полумрак, ждавший меня за дверью. Чьи-то пальцы схватили меня за плечо, я покорно сделал два шага, и передо мной, впуская в помещение слабый дневной свет, распахнулась низкая дверь. Теперь я оказался в тесном дворе – здесь стены дома были сложены из красных, потемневших от лет и близости моря кирпичей. Тощий чернявый раб в грязном переднике толкнул меня вперед, указывая на деревянную дверь в стене справа: дом имел длинный кирпичный придел, выстроенный перпендикулярно фасаду.
За дверью слышались негромкие голоса. Большая комната, освещаемая парой высоких окон с давно немытыми, потекшими стеклами, служила, по всей видимости, чем-то вроде склада, так как по углам я увидел несколько разномастных винных бочек, какие-то бухты смоленого каната и тюки, увязанные в грязную парусину. На нескольких бочонках поменьше сидели Эйно, Иллари, Каррик и двое мужчин в кожаных нарядах, под которыми угадывалась обычная в Шаркуме легкая броня. Еще один бочонок, пустой и давно рассохшийся, служил им столом.
– А, – повернулся на скрип двери Эйно, – это наш юный доктор… Бери себе табурет, Маттер, и присаживайся. У нас к тебе дело.
Я придвинул к их «столу» пустой бочонок; Эйно налил мне в бронзовый кубок вина и подмигнул одному из незнакомцев.
– Готов спорить, что этот грамотей нам поможет. Держи-ка – ты знаешь этот язык?
И он протянул мне какой-то желтый свиток. Развернув его, я увидел характерные закорючки рашеров – сверху вниз. Свиток был довольно стар. Я помедлил с ответом.
– Это написано на севере, скорее всего, в провинции Гурель. Лет, я думаю, сто назад…
– Ты можешь это прочитать?
– Могу… но это, кажется, какой-то религиозный канон. Хотя, может быть, и нет. Читать?
Эйно нетерпеливо прищелкнул пальцами.
– «В год седьмой эпохи пресветлого Нанива монастырь Четвертого Пути навещен был неким юношей, принесшим с собой бесценные реликвии, доставшиеся ему от предков. Юноша сей был обречен, ибо гнев Семи Чудес лежал на нем: гнили ноги его, и столь далеко зашла болезнь, что даже святой Юран не мог помочь ему своими молитвами…» Читать дальше, са? По-моему, это какая-то дребедень о волшебном излечении от проказы. Интересно, конечно, откуда она взялась на севере, но…
– Читай, читай! Что там говорится об этих проклятых реликвиях?
– О реликвиях? Хм… да… вот: «…и извлечены были жезлы божественного света, и носил их юноша на теле своем, и признал святой Юран могучую силу неведомых реликвий, ибо излечился больной, встал на ноги, и пошел – и рушил он рукой своею скалы, и возведен был им зиккурат Четвертого Пути – за два дня и три ночи. И захотел св. Юран узнать, откуда, из каких краев доставлены были жезлы и ключи, дающие сей свет. И рассказал ему юноша, что предок его, странствуя во имя Пути, прошел до самых дальних южных пределов, и там, где невежественные желтоглазые поклоняются Белой Скале, нашел он храм, построенный во славу Ушедших Демонов. И, признав в нем символы Четвертого Пути, молился паладин – и дано ему было…» М-мм… по-моему, са, текст не полон: эта колонка обрывается, а дальше тут сплошные славословия и молитвы религиозных фанатиков. Читать?
– Нет, не надо.
Эйно приложился к кубку, вытер губы тыльной стороной ладони и многозначительно посмотрел на молчаливых шахрисарцев.
– Значит, слух прошел давно… – сказал один из них по-пеллийски, глядя на Эйно в упор. – Значит, они все знали. Значит, тот кхуман был убит кем-то, кому известно о реликвиях из Кипервеема, и он хотел спрятать концы в воду… так?
– И он был убит, несмотря на то, что опоздал к совершению сделки. Знать бы, где находится эта Белая Скала!
– Почти наверняка Мариба, – подал вдруг голос Иллари. – Тысячи, десятки тысяч миль джунглей. Оттуда трудно вернуться живым.
– Кто-то же вернулся, – покачал головой Эйно. – И раз все они исчезли, а кхуман, искавший их или хотя бы посредников, был убит – значит, я был прав в своих догадках. Дело нечисто. Ждите кхуманов в Шаркуме.
Каррик легонько хлопнул в ладоши и обратился к шахрисарцам с короткой речью – я в очередной раз пожалел, что не понимаю его, – после чего мы поднялись и вскоре оказались на улице, где рабы держали наготове наших лошадей.
– Я хотел бы остаться, – услышал я слова Эйно, когда мы отъехали от странного старого дома, – но меня ждут, и я не имею права нарушать свое слово. Я вернусь – наверное, вернусь так скоро, как только смогу.
Каррик согласно боднул головой. В этот момент я почувствовал, как что-то пребольно упирается мне в задницу, и повернулся в седле: то была пряжка пистолетной кобуры, съехавшая на бедро. Уже разворачиваясь обратно, я заметил грязного, оборванного мальчугана, стоявшего посреди переулка. На нем не было ошейника, а возле пояса виднелись потертые ножны с торчащей из них костяной рукояткой. Он был свободным; впрочем, не это заставило меня задержать на нем свой взгляд – удивили его глаза, пытливые, словно бы запоминающие меня. В глубине этих светлых, почти желтых глаз горели странные недобрые огоньки. Сплюнув, я повернулся вперед и в который раз обругал про себя недружелюбие его разбойничьего племени.
Что-то сказав Эйно, Каррик неожиданно повернул своего коня и исчез в полутемном зеве соседнего переулка. Теперь нас вел его странный раб в золотом ошейнике, такой же молчаливый, как и прежде. Впрочем, ни Эйно, ни Иллари не проявляли желания беседовать. На их лицах застыла глубокая задумчивость. Эйно вытащил свою трубочку, неторопливо набил ее и высек огонь. Наши кони плелись по мощеным улочкам Шаркума, и я то и дело принимался вертеть головой, стремясь получше рассмотреть его виды и обитателей. Город был, несомненно, велик, но по мере отдаления от моря движение на улицах и многочисленных площадях стихало – очевидно, деловая жизнь здесь концентрировалась вокруг порта.
