Так вот, пока солдаты отдыхали, я решил прогуляться по полустанку, чтобы продумать свои дальнейшие действия. Мне всегда лучше думается, когда я прогуливаюсь. Я и сам не заметил, как отделился от солдат на довольно приличное расстояние. Внезапно со стороны города послышался нарастающий гул двигателя. Я поднял глаза и увидел на дороге приближающийся черный автомобиль.
След был плохим. Оставленный в промерзшем снегу он был подобен следу зверя в сыпучем песке. Кроме того, след был очень старым, Ермолаев даже не мог назвать, как давно прошел зверь. В густом хвойном лесу, где не появляется солнце, и верхняя поверхность сугробов не затвердевает, трудно определить давность следа. Кроме того, Ермолаев не помнил и оттепелей, воздействие которых на снег могло выявить время прохождения зверя до часа. Оставленный в эту пору след имеет наибольшую четкость, так как снежинки под давлением лапы спрессовываются, словно склеиваясь.
Снег походил на хинин. Ермолаев больше всего не любил такой снег. Из-за сыпучести промерзшего снега общий вид следа зависел исключительно от глубины проникновения ноги в снежную толщу. Если в толще снега не попадется корка, образовавшаяся от старых оттепелей, изучение следа станет совершенно бесперспективным.
Зверь провалился в снег глубоко. Об этом можно было судить по широкой выволоке — полосе, указывающей, как зверь вытаскивал лапу из сугроба. Еще одной неприятностью был снег, насыпавшийся с крон деревьев, и закрывший и след, и выволоку.
— Здорово ты, Иван, умеешь следы читать! — произнес солдат, сон которого Ермолаев выслушивал на протяжении последнего получаса пути. — Вот бы мне так научиться!
— Подержи-ка фонарь, — попросил Ермолаев. Солдат принял керосиновую лампу.
— К этому нельзя относиться просто так! — ответил командир взвода, не прекращая своих исследований. — Что-то вроде — научусь и буду знать! К этому нужно относиться очень серьезно.
— Я готов относиться очень серьезно, — с сомнительной серьезностью произнес красноармеец.
— В походных условиях чтению следов не научишься. Занятия нужно проводить в одном месте и в течение нескольких дней кряду.
— Как это?
След был большим и незнакомым. Иван, конечно, сомневался, что не знает какого-то зверя в средней полосе России. Просто след был почти засыпан…
— Как это? — повторил солдат.
— Что? — оторвался от своих мыслей Ермолаев.
— Почему нужно в одном месте? — не унимался боец.
— Слушай, отстань!
Ермолаев снял рукавицу и медленно погрузил руку в сугроб недалеко от следа.
— Вот что ты делаешь? Ты можешь объяснить?
— Нет, — отрезал Иван. Он что-то нащупал под снегом. — Есть!
— Что есть?
— Спекшийся давнишний снег — корка. Значит, зверь проткнул верхний слой лапой и оставил свой след на этой корке.
— Ты хочешь раскопать след?
— Нужно аккуратно снять верхний слой и добраться до корки. Снег сыпучий. След в нем плохой, но вот удалить его можно очень даже хорошо.
Ермолаев принялся саперной лопаткой аккуратно снимать снег со следа.
— И все-таки, как научиться читать следы?
— Очень сложно. Нужно обладать острым зрением, тонким нюхом. Нужно знать снег, знать, как солнце ложится на снег и какими цветами играет на отпечатке. Тут сотни тонкостей. Очень много основано на интуиции. Чтобы научиться читать след, нужно сперва написать что-нибудь на сугробе и ждать несколько дней. Нужно следить за погодой и смотреть, как она влияет на твою надпись. Как буквы теряют четкость, как размываются, как играют на солнце, как покрываются порошей…
Он убрал лопатку и с превеликой осторожностью стал разгребать снег голыми руками.
— Не научиться тебе этому. Нужно все время наблюдать за следами. Тут требуется постоянная практика. И она должна быть беспрерывной. Перерыв ослабляет восприятие многих деталей, и тонкости могут остаться незамеченными.
— Но ведь ты сам давно воюешь, а, значит, и сам должен забыть тонкости.
— Когда опыт большой, при возобновлении практики перерыв скоро сглаживается…
Ермолаев низко склонился над сугробом и, набрав в легкие воздух, сильно дунул на снег. Снежинки вспорхнули в свете фонаря. След открылся. Иван очень внимательно стал вглядываться в него.
— Проклятье! — произнес он, наконец. — Надобно командиру доложить.
— Я не знал — наша это машина или немецкая, — продолжал рассказ Зайнулов. — Но по поведению шофера, а он решительно направил автомобиль в мою сторону, я понял, что машина наша.
Она остановилась неподалеку, из машины выскочил статный улыбчивый офицер. В салоне сидел ещё кто-то, но точно я не мог разобрать. Офицер отдал мне честь, назвался капитаном Соболевым и, более ничего не говоря, открыл заднюю дверцу автомобиля. Военный, появившийся оттуда, был невысокого роста, крепкий, с решительным лицом и волевым взглядом. От количества звезд в петлицах у меня потемнело в глазах, хотя я на своем веку генералов повидал и в царской армии, и в Красной.
— Я ищу штаб Резервного фронта! — резко произнес высокопоставленный генерал.
— Штаб находился где-то под Малоярославцем, — ответил я.
— Что там за солдаты на полустанке?
— Это мой полк тридцать второй армии Резервного фронта, товарищ генерал армии, — ответил я.
— Что вы несете! — внезапно возмутился он. — Тридцать вторая армия находится в окружении под Вязьмой!
— Так и есть, — ответил я. — Но нашему полку удалось вырваться из окружения.
Он, кажется, поверил, тем более что даже на расстоянии были видны белые перевязи раненых солдат. Лицо его смягчилось.
— Много же километров вы прошли от Вязьмы, полковник, — сказал он.
— Двое суток без отдыха, товарищ генерал армии.
— Сильны немцы под Вязьмой?
— Сильны. Танков много. Пехоты тоже.
— Кто-нибудь ещё прорывается из окружения?
— Я не знаю… У меня нет связи, нет свежих карт… Но немец повсюду, вплоть до Юхнова.
— Юхнов занят?
— Этого я тоже не могу сказать. Мы прошли мимо города.
Генерал опустил глаза и о чем-то задумался. Его лицо мне показалось смутно знакомым. Но я так и не вспомнил тогда, где мог с ним встречаться.
События, которые произошли дальше, развивались стремительно. Хотя мой полк понес серьезные потери, но солдат в нем оставалось ещё достаточно. Мы ничего не успели предотвратить из-за того, что все случилось слишком быстро, а я находился далеко от своих солдат, и те не могли помочь.
Из-за огромного склада, возле которого остановилась машина генерала, вылетела колонна немецких мотоциклов. Их было немного, всего пять или шесть. Пулеметы на колясках были опущены в боевое положение, немцы как будто знали, что их ждет за поворотом. Из первой мотокаляски ударила очередь. Капитан, очевидно, охранник генерала, дернулся, чтобы закрыть его, но было поздно. Очередь прошла по диагонали — пара пуль врезалась в полустанок рядом с моими ногами и, срикошетив, ушла в направлении железнодорожных путей, следующая пара отскочила от бронированной двери автомобиля, третья — прошила тело генерала, отбросив его на капот.
