глобальном смысле. Да — дорого, да — долго, да — не каждый может, но ему и так хорошо. А значит, плюс от его увечья перекрывает минус.
Подошедшая «лялька» внушала уважение габаритами, как минимум. Этакий слоник со всклоченной причёской, и параметрами где-то сто двадцать на сто двадцать на сто пятьдесят, и со следами былой красоты на морщинистом лице старушки лет шестидесяти. Опять же предварительное суждение о возрасте, ведь она могла и омоложение пройти. Сразу стало ясно, что оба старика с ней спорить не станут, скажет она засунуть меня в печку и сжечь — сделают это без колебаний. Тётка, пока так буду её называть, дала какое-то зелье Сандаю, и наказала ему ничего не есть три дня, только пить можно после него.
— Зато ужас будет глубже! — доверительно сообщила она почему-то мне.
Сейчас меня заботят слова Герда Шашина о том, что она заводная и без предрассудков, и я без слов отхожу подальше. Пусть она кого другого заводит. Я точно ничего пить не стану, и хер они со мной втроём справятся. Зашибу! Испытуемый Сандай поражает меня своим мужеством. Вот это настрой! Настоящий суровый кочевник! Он выпивает ещё одно зелье от Одноглазого, надевает знакомый мне шлем с острой шишкой, и слушает последние наставления.
— Для третьего ранга нужно овладеть воздействием магией, любой, хоть огонь, хоть вода, хоть удар силой духа, но ты должен сбить шишку со шлёма! — наставляет Шашин.
Свет гаснет, вернее, тускнеет и тут же раздаётся вопль, нет — рёв Сандая, схватившегося почему-то за бок. Оружия у испытуемого нет никакого, поэтому ближайшие пару минут мы смотрим как Сандай уворачивается от неведомой опасности, проявляя чудеса ловкости, а иногда и терпения к боли, когда ему увернуться не удаётся. Вдруг сверкнула молния в разведённых руках Сандая, и раздался его победный рев. После снятия шлема все увидели, что Сандай частично поседел, лицо в крови, а взгляд откровенно безумный.
«На его месте мог быть я, или принц, например», — подумалось мне.
— Ранг взят! Давай ещё один! — возбудилась лялька.
— Рот закрой, баба! — железным голосом рявкнул Сандай. — Знал бы, что такая отрава твое зелье и так до усрачки страшно, поехал бы домой во втором ранге.
А! Ошибся я насчёт мужества Сандая. Развели дурачка просто, точно не буду её зелье пить! На полигоне стало тихо, лишь стуча по камням металлическими боками, катился брошенный Сандаем шлем. Бабища набрала воздуха, подбоченилась, обнажив немаленькие бицепсы на своих совсем не старческих руках.
— Ах, какой мужчина! — умилилась она, начиная процесс лечения парня. — Вот помню, был у меня один кочевник, в каком это году уже не помню…
— Молодец! Ранг взял! — перебил женщину Шашин. — Гарод! Твоя очередь! А второй раз пробовать нет смысла, из восьмерых испытуемых ранг взяли трое, и второй раз никто из этих троих не смог, только башкой двинулись. Все трое.
— Так уже были испытания? — удивился я. — И где взяли добровольцев?
— Купили на рынке, там бывают рабы-маги, из тех, кто уже после получения ранга попадает в рабство, — пояснил притихший Одноглазый.
— Гарод, выпей лечебный составчик, — полезла ко мне старуха со склянкой.
— На мочу похоже, — предупредил Сандай.
— Может и не похожа, а она и есть, — под нос пробормотал Шашин, знаками показывая, чтобы я не пил.
— Отвали! — решил впечатлить своим мужеством лекаршу и я.
— Ишь какой! Отвали! Не буду тебя лечить! Вздумал перечить женщине! — разозлилась она, тыча в меня склянкой.
— Отравить захотела? — прошептал я, глядя как наливается бирюзовым светом мой перстень, определяющий отраву, показывая, что в склянке яд.
— Есть ты про своё грошовое кольцо, то не переживай, выживешь, и не таких на ноги ставила, — усмехнулась лекарша.
— Не буду, так давай, без него, принцу же помогло, — упрямо отказался я.
Вдруг и, правда, моча какая, ещё не хватало зашквариться. Тут это правда никто не поймёт, но я-то сам знать буду.
Надел я шлем, в руки мне дали какой-то жезл, оказывается на каждом ранге своё оружие, чтобы взять второй деды использовали дубинку, третий — голые руки, а для десятого, который я попытаюсь взять, жезл с зарядами огня.
— Сотня там зарядов, и погоди, без команды не начинай, я поставлю щит против огня, сожжёшь нас ещё.
Зелье Одноглазого я выпил, Флетчер же пил, а его бы не стали травить точно. Дождавшись разрешительного сигнала, натягиваю мокрый от пота и крови Сандая шлем на голову, и брезгливо морщусь. Что мне стоило его вытереть? И тут темнота взрывается низким, натужным гулом турбины самолёта. Как дома очутился, на Земле в смысле, на аэродроме, вокруг меня звезды, я стою на открытой площадке, а нечто невидимое, лишь изредка появляющееся в отсветах звёзд начинает войну со мной. Первый удар пришёлся туда, куда я не ожидал, в район копчика, меня аж трясонуло от ужаса, ещё пару сантиметров и угроза зашквариться была бы уже не угрозой! Понимая, что любой мой выстрел придётся мимо, и, ощущая удар на этот раз в переносицу, якобы укрытую шлемом, я стараюсь выкинуть все мысли из головы, и делаю, десятка три выстрелов из жезла наугад по сторонам, взамен получая дюжину ударов от невидимого шлема, причём, половина пришлась в переносицу. Кровища хлещет из разбитого носа, а удар по колену заставляет меня присесть на одну ногу. «Это нереально, — понимаю я, — моих чувств не хватает определить местонахождения угрозы, не под силу взять таким способом десятый ранг, наверное, надо сдаться». А как? Мне это не пояснили! Сандай мучился пару-тройку минут, Флетчеру хватило минуты, а я уже час пытаюсь, не меньше, поймать на удар мерзкий артефакт! От безумия меня спасает арифметика, я считаю заряды в жезле.
«Осталось одиннадцать», — мелькнуло у меня в голове, и сильнейший удар пришёлся на мой детородный орган.
«Чем я как орденом гордился, чем я так творчески трудился», — пришло в голову мне, вызывая кроме крика боли ещё и ярость, моментально прояснившую всё в мозгах.
Я словно отстранился от своего тела и поглядел на себя со стороны. Жалкое зрелище — избитый, измочаленный паренёк, валяющийся на камнях под звездным небом, причем жезл не у этого избитого тела, а у меня, призрачного, в руках.
