пол. Петрову бью ногой с разворота, тот падает на Удава.
Опять нападает капрал. Наношу быстрые короткие удары основание ладони в солнечное сплетение и кулаком снизу вверх в подбородок. Капрал бьёт — уклоняюсь, перехватываю руку, швыряю парня через себя. Он летит в ведро с грязной водой. Ведро опрокидывается, капрал оказывается в луже.
Петров хочет достать меня прямыми ударами. Отбиваю их блоками, он снова получает по лицу и чуть не падает.
Парни оказались крепче, чем я думал. Со мной они никак не могли справиться из-за моей молниеносной реакции, но удары держали и сдаваться не собирались.
Капрал поднимается. Замечаю его движение рукой и бью на опережение ногой в голову. Капрал летит на пол, треснувшись затылком о подоконник.
Курсант Петров делает выпад, промахивается. Одновременно я бью ему в лицо, хватаю за голову и прикладываю о стену. Удерживая противника, луплю его несколько раз коленом в живот, отталкиваю и ударом ноги с разворота отбрасываю к двери.
Хватаю Удава за запястье и затылок. Парень молотит меня свободной рукой, но я не чувствую боли. Пробиваю коленом в лицо и хуком укладываю на пол. Петров поднимается, но тут же валится снова, сбитый моим кулаком.
Внезапно у курсантов пропадает весь боевой пыл. Капрал лежит у батареи, держась за голову. Удав морщится, щупая живот.
— Кажется, вы устали, — заметил я. — Отдохните, потом продолжим, если осталось желание.
— Тебе конец, придурок, — процедил Удав. — Ты не жилец.
Он подошёл к капралу и помог тому подняться. Петров присоединился, и они вместе вывели пострадавшего из кабинета.
Я посмотрела на отбитую штукатурку на стене на месте удара головой, на лужу грязной воды. Вот уроды! Припёрлись сюда, начали пальцы гнуть, а убирать всё это мне?
Я взял тряпку, вытер лужу и выжал воду обратно в ведро. Взял все принадлежности, вышел в коридор. Встретил изумлённые взгляды двоих курсантов, которые мыли неподалёку пол. Можно представить, как это смотрелось со стороны. Заходят в кабинет три третьекурсника, стук, грохот, мат, потом выползают побитые, а следом за ним — первокурсник с ведром и шваброй целый и невредимый.
Но надо было поторапливаться. До построения оставалось десять минут.
Капитан осмотрел нас и отпустил. Курсанты стали торопливо расходиться, чтобы не попасть под горячую руку какого-нибудь унтера. Некоторым не повезло — их вызвали по фамилиям и куда-то повели. Другие принялись доделывать то, что не успели перед построением.
Я благополучно добрался до комнаты нашего отделения. Серёга и Никита, как обычно, отдыхали, Миха чистил наш туалет. Сегодня была не его очередь, но он никогда не отказывался, если благородные его о чём-то просили. Остальные два курсанта отсутствовали.
— Что там в классе-то случилось? — спросил Серёга. — Грохот стоял такой, будто слоны дискач устроили.
— Ничего особенного. Воспитательные мероприятия для трёх старшекурсников, — я уселся на кровать.
— В смысле? Это как?
— Методы у нас простые. А что, кто-то слышал?
— Я мимо проходил, слышал. Унтеры, наверное, нет. Они обычно либо на складе торчать, либо, когда капитана и поручика нет — в штабе. До тебя старшие докопались, что ли?
— Ага.
— И чем закончилось?
— Один о стену ушибся, другой — о стол, третий — о мою ногу. Чисто случайно. Они были очень неосторожны.
Серёга рассмеялся:
— Раньше в начале учебного года только первокурсники ходили с синяками, теперь будут третьекурсники.
— И что? Слышал, что капитан сказал? Синяки — это дело обычное.
— Ты, Кирюха, допрыгаешься, — пригрозил Никита. — Твои выходки унтеры долго терпеть не станут. Будь осторожнее.
— Да пошли они, — я растянулся на кровати и зевнул.
Словно в подтверждение слов Никиты, дверь распахнулась, и дверной проём заслонила могучая фигура старшего унтер-офицера Гаврюшина.
— Курсант Князев! — рявкнул он. — Чего развалился, как коровья лепёшка? Встать! За мной.
Похоже, до командования дошли всё-таки вести. Да я и не сомневался, что это случится. Вопрос времени. С нижнего этажа нажаловались, что их отлупил какой-то первокурсник. Наши унтеры решили разобраться. Интересно, бить будут? Если да, я тоже буду. И по хер, что они — унтер-офицеры. Пусть хоть генералы.
Гаврюшин завёл меня на склад. Тут стояли стол и шкафы со всякой мелочью. Непосредственно кладовая была в соседнем помещении, куда вела запертая дверь.
В комнате сидели человек шесть, один стоял у открытого окна, скрестив на груди руки. На столе — кружки, электрический чайник и пара консервных банок. На погонах у всех присутствующих по две или три полоски. Три полоски — старший унтер, две, соответственно — младший.
Все повернулись к нам. Гаврюшин устроился на стуле лицом ко мне, я остался стоять перед ними, испепеляемый суровыми, угрожающими взглядами. Особенно недовольным выглядел унтер с небольшим шрамом над левой бровью.
— Буяним, курсант Князев? — поинтересовался Репнин. — Ты мне с самого начала показался слишком борзым, а теперь самоуправством занялся?
— Нанесение побоев, — проговорил унтер со шрамом. — У одного из учащихся сотрясение мозга. Твоих рук дело?
— Погодите, — остановил их Гаврюшин. — Сам разберусь. Итак, курсант Князев, это ты избил троих учащихся и испортил стенку в классе?
— За дело избил, — проговорил я.
— За какое «дело»?
— Они проникли в расположении нашей роты и угрожали мне, когда я занимался уборкой.
Унтеры переглянулись. По всем критериям получалось, что виноват вовсе не я, а те трое. Но как можно было признать мою правоту?
— И почему тебе угрожали? Причина была?
— У них спроси. Почём мне знать?
— Твою мать, ты когда обращаться научишься? — не выдержал Репнин. — «Не могу знать, господин старший унтер-офицер». Вот так надо! Повторил.
— Не могу знать, господин старший унтер-офицер, — проговорил я с неохотой. Обращение не по уставу тоже могло стать поводом для наказания. Лучше не рисковать.
— Субординацию не соблюдает, занимается рукоприкладством. Придётся доложить вышестоящему начальству, — продолжал меня стращать Репнин. — Из нарядов не вылезет до конца года. Никаких ему увольнительных, никаких выходных. Князев, хочешь из нарядов не вылезать?
— Никак нет, не хочу, господин старший унтер-офицер, — ответил я. — Но если так, то пусть и те трое понесут наказания. Или им всё можно, раз они с третьего курса?
— А это уже не тебе решать, — зыркнул на меня Гаврюшин и обратился к остальным. — Ладно, господа, заткнитесь. Мне самому разобраться интересно. Давай, Князев, расскажи, как всё было.
— Вчера Удав встретился мне в коридоре на нашем этаже. Сказал, что у него вещи в стиралке, просил забрать. Я отказался. Сегодня он, капрал и ещё один курсант пришли в класс, где я убирался, и потребовали помыть полы в триста третьей комнате. Я отказался. Капрал меня ударил. Я ударил в ответ. Остальные вступились за
