— Засада, — покачал он головой. — А у вас как с рецким?
— Хорошо у меня с рецким. Я сам рецкий горец с горы Бадон, — улыбнулся я его непониманию. — У нас там не все радикальные блондины, бывают и такие, как я. — И резко поменял тему: — Вот что я подумал, лейтенант… Горцев поставим на знакомые им трехдюймовые системы, а вот на броневагон с четырехдюймовыми гаубицами набирайте экипаж сами. Справитесь?
— Куда я денусь, господин флигель-адъютант? — улыбнулся он. — Можно отбирать из госпиталей? Или только с маршевых лагерей?
Вот так вот… когда ко мне хотят проявить уважение, то кличут адъютантом, намекая на то, что это звание придворное. А когда хотят поставить на место, то тычут в лицо фельдфебельством. Вот она двойственность моего статуса. Во всей красе.
— Можно… Из госпиталей даже предпочтительней, так как люди там пороха уже понюхали. Нам это важно. Стрелять по нам будут больше, чем по пехоте в окопах. И еще… чтобы не чиниться… называйте меня вне строя и в боевой обстановке коротко: «командир». А когда наедине или вне службы, то просто Савва.
— Тогда я для вас — Атон, — протянул он правую ладонь. — Мы почти ровесники.
И мы крепко пожали друг другу руки.
Вроде сработаемся. Ладонь у него сухая, крепкая, пожатие без дурацких нажимов, типа «я все равно сильней тебя буду».
— Разрешите курить, командир? — и улыбается, засранец.
— Курите, — разрешил я, игнорируя подколку. — Только отойдем в курилку. Не будем подавать солдатам плохой пример.
Не успел Безбах раскурить свою большую трубку, как за нашими спинами раздался знакомый голос, но с незнакомыми просительными интонациями:
— Господа, можно к вам присоединиться?
— Не занято, — ответил лейтенант, окутываясь медовым дымом с приятными оттенками запаха сушеного чернослива.
Заводской инженер зашел в курилку, сел на противоположную от нас лавку, вынул папиросу, постучал ею по портсигару, но закуривать не стал. Повел дозволенные речи.
— Господин флигель-адъютант, — обратился он ко мне, — я тут подумал над тем, что вы вчера говорили… и вот что мне пришло в голову. На заводе есть немного недоделанная горная гаубица, от которой отказалась армия только потому, что ее люлька непригодна для вьючки. Но вам же не требуется это орудие разбирать и вьючить. Вам надо его руками катать по полю. Соответственно неразъемное орудие будет крепче, и вес его будет меньше. Там, правда, четыре дюйма калибр, но уменьшить его до трех несложно.
— А сколько весит эта гаубица? — спросил я.
— Чуть больше тонны. Но если ее не делать разборной, то масса существенно уменьшится. Да и трехдюймовый короткий ствол будет легче. А вот с передельной пушкой я не знаю, что и делать. Задание-то дано — надо выполнять. А бронзовый ствол по-всякому тяжелее. К тому же он намного толще стального.
— Это та бронзовая трехдюймовка, которую восемь лет назад сняли с вооружения? — спросил лейтенант и, не дожидаясь ответа, задал второй вопрос: — Тумбовые лафеты склепать на нее можете?
— Ни разу не проблема, — с готовностью откликнулся инженер. — Что-то по типу морского лафета?
— Именно, — согласился лейтенант. — Казематного типа. Нам на бронепоезде вес не так критичен, как для пехоты.
— Позвольте, лейтенант, но на «Княгиню Милолюду» орудия уже отобраны, — возразил я.
— Там в проекте, командир, как я посмотрел, не хватает погонного и ретирадного орудий. Именно коротких, чтоб много места не занимали в броневагоне. Плюс… это же не последний бронепоезд в имперской армии. Так что вы, Кобчик, родоначальник нового вида войск. Гордитесь. К тому же у нас и шпальный эрзац, можно им довооружить вместо полевых орудий с колесами. Сколько места освободится. У-у-у…
— Вы меня просто спасаете, господа офицеры, — приложил руки к груди инженер, сияя от счастья.
«Ну да, — подумалось мне, — ночь без сна проворочался, прикинул к носу, каких люлей ему выпишут на работе за провал испытаний, и пришел мириться».
— Уговорили, — усмехнулся я. — В отчет я добавлю, что с переделками ваша пушка годна для вооружения эрзац-бронепоездов казематного типа, для противоштурмовых казематов фортов и крепостей, но не пригодна в качестве полкового орудия переднего края. Вас так устроит?
— Большое спасибо! — рассыпался в благодарностях инженер. — Вы меня спасаете.
— Баллистика этих стволов вам известна? — спросил я лейтенанта.
— Она всем известна. Эту пушку до сих пор в юнкерском училище изучают, — ответил он. — А вы, командир, не пушкарь?
— Нет, лейтенант. Я техник.
— Понятно… — протянул Безбах.
Что ему там понятно, я так и не узнал. Инженер перебил.
— Вы приезжайте к нам на завод, — пригласил он. — Там на месте все виднее. И покажем и расскажем… Все наши возможности. И сделаем все как вам нужно.
— Обязательно приедем. Не сомневайтесь, — ответил за меня лейтенант. — Пишите адрес…
И тут на плацу нарисовались прокурорские… числом две тушки… на велосипедах. Совершив круг почета вокруг тягачей с шестидюймовками, они подкатили к штабному домику и спешились возле крыльца. Прислонили своих педальных коней к стене, сняли плащ-накидки и стали видны их светло-зеленые обшлага мундиров.
Как я их сразу исчислил? А!
Вéлики смешные… переднее колесо больше заднего, не намного, но все же… и передача с педалей ременная. Переднее колесо крепится на прямой вилке. Винтаж!
И тут меня как торкнуло, что на механические многоствольные пулеметы в бронепоезде можно поставить велосипедный привод педальный для ног, вместо того чтобы рукой крутить ручку вращения стволов. Рукой лучше крутить маховик горизонтального наведения. Цепной, конечно, привод… надежный… не это ременное уёжище. Хотя тут и станки на заводах на ременных приводах пока все.
— Пошли, лейтенант, пива выпьем, — предложил я, страдая от похмелья.
— А где?
— Недалеко. В гаштете.
— Так в это время еще не подают, — округлил он глаза.
— Смотря кому, — ухмыльнулся я.
Мне за собственноручно изготовленный бесплатный самовар в этом гаштете наливать будут, даже если я содержателя ночью разбужу, с бабы сняв.
И мы дружно потопали в полигонный чипок.
— Так, господа, я настаиваю, что прежде чем мы начнем разбирательство с трагическим происшествием на полигоне, сопряженным со многими аспектами военной тайны, то со всех… — усилил я голос некоторым нажимом. — Я повторяю, со всех требуется взять подписку о неразглашении.
— Что вы себе позволяете, фельдфебель? — с гневом воскликнул старший прокурорский чин.
