Через пару мгновений приманка была съедена, но Клауса это, как показалось Ригарду, нисколько не расстроило. Он не спеша разматывал свою петлю из конского волоса.
Наконец снасть была разложена и заведена в воду, после чего Клаус подбросил еще одну стрекозу.
Ригард замер. От исхода этого мероприятия зависело, поест он сегодня или нет.
Вот Клаус резко подсек и выдернул добычу из воды. Черный вьюн, искрясь на солнце и извиваясь, словно змея, пролетел над камышами и упал в траву. Ригард бросился к нему с берега и перехватил беглеца возле самой воды – вьюн ползал на удивление быстро.
Не успел Ригард сладить с первым, как Клаус предупредил его о следующем:
– Лови, Румяный, он большой!
Второй вьюн оказался в два с половиной фута длиной и фунта полтора весом. Он шлепнулся у берега, и, пока был оглушен, Ригард оттащил его в небольшую песчаную ямку, где уже находился первый.
– Румяный, окунь! Берегись его жабер!
Крупный окунь шлепнулся на траву, перекатился на открытое место и забился, поднимая фонтаны песка. Помня о предупреждении, Ригард ухватил его за хвост и потащил в ямку.
За неполный час Клаусу удалось надергать с десяток разных рыбин, а затем он сплавал к другому берегу, чтобы сорвать полдюжины крупных цветков лилии.
Вернувшись обратно, он выбрался из воды и стал снимать прицепившихся к подштанникам пиявок.
– Еще немного, и они бы выпили твою кровь! – запаниковал Ригард, который видел пиявок второй раз в жизни.
– Не шуми, опасаться нужно тех, которые забрались в штаны, а эти – ерунда, – сказал Клаус, снимая пиявок и бросая обратно в озеро.
– А зачем ты цветов набрал? Продать, что ли, думаешь?
– Их можно есть, Ригард. Ты мыться-то будешь?
– Нет, я туда ни за что не полезу. Эти пиявки – ужас.
– Если не станешь мыться, я тебя кормить не буду. Вон там, чуть дальше, спуск без камышей и дно песчаное, иди и помойся.
Сопротивляться Ригард не стал и пошел мыться. Отчасти он был благодарен Клаусу за его руководство, ведь дома им распоряжалась мать, а здесь, оказавшись вдали от привычной обстановки, он не мог так сразу привыкнуть к самостоятельности. К тому же подчиняться Клаусу вовсе не зазорно, просто удивительно, как много интересных и нужных вещей умеет делать прачкин сын. И рыбу ловить конским волосом, и щавель находить, и озера определять. Узнав о талантах приятеля больше, Ригард стал чувствовать себя куда увереннее, чем в начале их бегства.
Пока Ригард мылся и по совету приятеля стирал обмотки глиной, Клаус поднялся по берегу и собрал щавеля и дикого лука.
– Ну и что теперь? – спросил его Ригард, когда прополосканные обмотки сушились рядом с сапогами, а сам он издавал запах полыни и водорослей, из которых, также по совету Клауса, делал себе мочалку.
– Рыбу станем разделывать.
– Без ножа?
– Без ножа. Нож можно из камышины сделать, сейчас я тебе покажу.
Клаус сорвал сухую камышину, расщепил ее обломком ракушки и распустил сухую трубочку на несколько тонких, как костная пилка, лезвий.
Рыбу приятели почистили раковинами от ракушек, у Ригарда получалось не очень хорошо, хотя дома чистить рыбу ему приходилось часто.
– С мамашей-то каких рыб чистил? – спросил Клаус, отмахиваясь от надоедавшего слепня.
– Его милость господин бургомистр карпа очень уважает. Особенно тушенного в сметане. Ох, не могу вспоминать, живот подводит!
– Цветок скушай, полегчает, – посоветовал Клаус. – Обери лепестки и оторви стебель, остальное можешь есть.
Ригард не мог дольше терпеть голод и, последовав совету приятеля, съел один за другим два цветка лилии.
– Ну и как тебе? – спросил Клаус, заканчивая разрезать рыбу.
– Болотом воняет, но есть можно. Даже сытость какая-то появляется…
– Ну вот, теперь покушаем сырой рыбки со щавелем и диким луком.
– И часто ты ее так ел? – спросил Ригард, когда Клаус отошел помыть руки.
– Сырую никогда не ел. Я ее обычно запекал в листьях дикого хрена.
– Ну давай, начинай первым, а я за тобой прилажусь.
И они начали есть, сначала немного морщась, а затем все быстрее, обильно сдабривая сырую рыбу щавелем и диким луком.
– Откуда ты столько всего знаешь, Клаус? – спросил Ригард, когда они наелись до тяжести в животах.
– Я же на реке все время, а там у городского берега много приезжих из порта. Пока галеры на погрузке или на ремонте, моряки без дела шляются, а если денег нет, то дальше реки делать нечего. Вот и пьют червивку, пекут брюкву и хвастают кто во что горазд. Они мне много чего рассказывали, а когда пьяные, так еще и перебивают друг друга. Вот я постепенно и образовался по их наукам.
– И кто бы мог подумать, что это нам так скоро пригодится, – сказал Ригард.
После обеда приятели надели сапоги на чистые обмотки и снова тронулись в путь, держась юго-восточного направления.
Все большие дороги они обходили стороной, чтобы не столкнуться с людьми лорда Ортзейского, но, когда, избегая озер и сырых балок, все дороги сходились в одну, приятелям приходилось идти по ней, рискуя быть пойманными.
В один из таких вынужденных переходов Клаус нашел смятую колесами серебряную пряжку. Совсем маленькую, но за нее можно было выменять большой кусок хлеба, а то и целый каравай.
– Давай прямо сейчас в деревне жратвы наменяем! – тут же предложил Ригард.
– Нет, Румяный, мы это на потом отложим, – возразил Клаус, убирая пряжку в карман. – Пусть полежит для крайнего случая.
– А жрать снова сырую рыбу будем? – раздраженно поинтересовался Ригард. В этот момент за поворотом послышался стук возов, и приятели спрятались в придорожных кустах.
– Можно и рыбу, – сказал Клаус, поглядывая на крестьянскую телегу, груженную прошлогодней брюквой. – Сейчас пройдем низинки, а на холмах снова будет лес, там можно поискать прошлогодних орехов.
– А если их не будет?
– Придумаем что-нибудь. Уже завтра мы точно будем в пределах другого лорда, там и наймемся на какую-нибудь работу, чтобы подкормиться.
– Какую работу?
– Да хоть воду таскать. Для меня это как прогулка, вон руки какие – до колен оттянуты.
Клаус вышел на дорогу, комично согнувшись, чтобы хоть так приободрить своего склонного к панике приятеля.
Пантомима подействовала, Ригард засмеялся. Но скоро снова посерьезнел и со вздохом признался:
– Мне стыдно, что я все время ною и есть прошу, но я же с детства самые лучшие харчи кушал с утра до позднего вечера, и никто меня этим не попрекал. Как только в фигуре остался…
– Не переживай, Румяный, сохраним мы твою фигуру, чтобы, когда вернемся, мамаша тебя сразу узнала, – подбодрил его Клаус.
– А мы правда вернемся? Хорошо бы через год, да чтобы богатыми! Я, с такими деньжищами, сразу сватов к Ядвиге зашлю! Поскорее тебя, пока ты побежишь домой воду таскать!
