— Посланный не знает, конунг, — ответил тот. — Но с вечера все двадцать пять пехотинцев-ромеев, что охраняли твою невесту в пути, убыли из фронхофа в полном вооружении и во главе со своим командиром. С ними вместе ушли семеро крысятников, которые притворяются слугами корсунского жреца.
«Стало быть, — подумал Владимир, чувствуя, как просится наружу его нарастающая подсердечная ярость, — не получив разрешения, этот мерзкий то ли египтянин, то ли моавит смог каким-то образом получить власть над ромеями и, надеясь, что все варвары вусмерть упьются на пиру, самочинно отправился на свое черное дело».
— Ну что же, — рыкнул князь на весь зал, заставив греметь цепями задремавших было гепардов, — они пришли сюда, чтобы нести нам кровь? Видит Перун, то есть Христос, они ее получат сполна. Сонгвар, вели, чтоб седлали коней, да кликни своих людей. Сами к Почайне поедем!
* * *
Полная, с оранжевым отливом, луна лучше всяких факелов освещала дорогу. Конные дружинники, плотно окружив своего конунга, спустились с Горы до Козьего болота, оттуда вниз, к Подолу, обошли по внешней стороне укрепления затворенного на ночь Нижнего города, шумно пересекли Глыбочицу и приближались к Почайнинской чаще, в глубине которой, полностью подтверждая слова гонца, мелькали недобрые отсветы занимающегося пожара.
Безжалостно прогнав боевого коня сквозь острые перепутанные кусты, Владимир вывел отряд на большую поляну. Князь бывал здесь не раз, но сейчас он не узнал хорошо знакомое место. Прилепившиеся к опушке крытые дранкой избы, где жили Велесовы волхвы со своими семьями, горели, словно сухие еловые шишки. Меж избами и капищем, в рыскающих огненных отблесках просматривалась редкая цепь пеших воинов в одинаковых круглых шлемах и с прямоугольными ромейскими щитами. На ромеев беспорядочно наскакивали обезумевшие, чем попало вооруженные люди. Ромеи уцеливали в них копьями, и люди отскакивали назад, оставляя на земле черные неподвижные тела.
За спинами ромеев серело огромное каменное колесо, более всего напоминающее мельничный жернов. Это колесо, с выбитыми на нем со всех сторон рунами и росписями, было тем самым Велесовым камнем, которому истово поклонялись крещенные вчера киевляне. Владимир вначале не смог понять, что не так во всей открывшейся его взору картине, но вскоре уразумел, что теперь в центре камня, в колесном отверстии шириной в добрых полсажени, больше не возвышается привычное изваяние бога-покровителя киевлян, вырезанное по обычаю из цельного ствола столетнего дуба. Князь отлично об этом знал, так как не далее чем полгода назад пожертвовал десять золотых гривен на внушительные литые усы, которые до недавних пор украшали фигуру бога.
Но это была не единственная и не самая большая странность. Из-под камня, переливаясь кроваво-красным, пыхал очажным жаром костер из пережженных древесных углей. Дальше, за капищем, в противоположном конце поляны, что выходил к глинистому обрыву небольшого лесного озера, соединенного протокой с Почайной, возвышалось странное сооружение, напоминавшее не то огромный колодезный журавль, не то франкский осадный требушет. Меж озером, требушетом и камнем сновали люди в длинных кожаных фартуках. Одни крутились вокруг камня, раздувая угли почти добела, другие носили воду в большую бочку, привязанную к веревке, закрепленной на конце журавля-требушета.
Вся увиденная картина разительно напомнила князю фреску из притвора корсунского храма, на которой был изображен Страшный суд с котлом, чертями и корчащимися в геенне огненной грешниками. Не в силах сдержать клокочущей внутри ярости, князь исторгнул из себя звериный рык, которым славились все потомки конунга Рерихта и, нащупывая рукоятку меча, слетел из седла на землю. Вслед за ним, обнажая оружие на лету, посыпались с коней дружинники-варяги.
Ромеи на внезапное появление нового противника отреагировали с выучкой опытных бойцов, побывавших во многих сражениях, скованных железной дисциплиной и обученных слаженным действиям на стадионе константинопольского гипподрома. Старший отдал резкую команду, и пехотинцы, тотчас же позабыв о волхвах, сомкнули строй, подняв щиты на уровень подбородков, и развернулись навстречу набегавшей на них варяжской стали.
Будь в распоряжении ромейского экатонтарха хотя бы сотня бойцов, чтобы прикрыть фланги и тыл, он мог бы если и не победить княжьих дружинников, то хотя бы выдержать первый удар и, понеся небольшие потери, отойти к лесу и там дождаться утра. Но воинов у него было мало, и противостояли ему не набранные по лесам охотники-ополченцы, а даны и свены отборной княжеской гвардии, которыми руководил военачальник, отлично знакомый с тактикой ромейского пешего боя. Взмахнув мечом на бегу, князь отделил примерно треть тяжело дышащей толпы спешившихся дружинников и крикнул Сонгвару:
— Обойди их с этими и ударь с тыла!
Сонгвар из рода Свардов кивнул и начал, покрикивая на своих бойцов, помалу забирать вправо, так что в тот самый миг, когда основной отряд нападавших, отбивая мечами и топорами наставленные на них копейные острия, врубился в ромейский строй, разорители Велесова капища были почти одновременно атакованы с тыла.
Над Велесовой поляной взлетели к темному небу дикие крики сражавшихся, лязг железа о железо, треск столкнувшихся щитов и чмокающий звук рассекаемой плоти. Варяги ударили в ромейский строй и пробили его, как тяжелая льдина пробивает по весне хлипкую запруду. Наскоро выстроенная стена прямоугольных щитов рассыпалась.
В ромейском войске пехотинец — лишь инструмент в руках стратига и младшего командира. К бою один на один он не приучен — потеряв строй, паникует и теряется, даже если это крепкий боец из личной охраны порфирородной принцессы.
Увидев, как меч Владимира без видимого усилия пробивает тяжелый щит и кольчугу их командира, ромеи смешались, дрогнули и пустились в бегство, но было уже поздно. Мечи и секиры застоявшихся в мирной жизни варягов не знали пощады, так что к тому времени, когда князь, сам едва выйдя из боевого угара, рыкнул своим: «Охолоньте!», ромейские воины полегли все до единого — поляна была усеяна неподвижными и слабо шевелящимися телами.
Приходя в себя, Владимир оглядывал место сражения, пересчитывая глазами своих и проверяя, все ли целы, когда со стороны горящих домов на поляну, на ходу сбрасывая с плеч веревки, выбежал волхв — седой, с гривой волос до плеч и в длинной льняной рубахе.
— Остановите их!!! — крикнул волхв, указывая рукой на капище, над которым «черти» разворачивали свой требушет-журавль с раскачивающейся тяжелой бочкой.
