Товарищ Григорий согласно кинул, потом повернулся к одному из своих спутников.
— Яша, Сема, подстрахуйте товарища.
Оба здоровяка разом скинули черные пальто, убрав их на сидение автомобиля рядом с шофером. Широкоплечие, огромного роста, в черных отутюженных тройках, они больше походили не на сотрудников госбезопасности, а на чикагских гангстеров-бутлегеров.
— Пошли, — вздохнул Василий и неспешно направился к воротам костела, одновременно расстегивая правой рукой кобуру маузера. Вытащив из кобуры оружие, он щелчком сбросил собачку предохранителя.
На мгновение остановившись у ворот, Василий глубоко вздохнул, потом взялся левой рукой за ручку калитки в некогда красивых, кованых воротах. Петли громко заскрипели, однако прятаться не имело смысла. Обитающие в заброшенном костеле наверняка слышали, как подъехал грузовик с красноармейцами. Василий решительно направился к огромным дубовым дверям костела по дорожке между рядами покосившихся крестов. Двое чекистов тенью скользнули за ним, держа оружие наготове.
Над заброшенными могилами бессменными стражами застыли кусты, уродливые в осенней наготе. Костел, словно неприступная крепость, возвышался в конце дорожки — памятник прежним темным временам. «Интересно, почему его не снесли или не определили под какой-нибудь склад, — подумал Василий, но тут же отогнал постороннюю мысль. — Большому начальству виднее. У каждого своя работа. И сейчас нужно сосредоточиться на ней, а не думать о чем попало».
Василий решительно постучал в черную дверь рукоятью маузера. Бум! Бум! Бум! — набатом колокола разнеслось эхо. А потом все стихло, и вновь зазвучала тоскливая песнь осеннего ветра.
— Открывайте!
Никто не ответил.
— Вымерли они там, что ли? — поежившись, пробормотал один из чекистов. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Василий еще раз постучал.
— Открывайте! Госбезопасность!
Его крик вновь остался без ответа. Тогда Василий отошел в сторону, кивнув своим спутникам.
— Ломайте!
Те с сомнением уставились на обитую железными полосами дверь. Потом один из них с сомнением покачал головой.
— Поповская постройка. Не выбьем. Тут надо…
Но Василий не слушал. Широким шагом он направился назад к воротам, а потом, резко повернувшись, выудил из кармана лимонку. Мордовороты, поняв, что он собирается делать, бросились в разные стороны. Выдернув чеку, Василий играючи подбросил гранату на ладони, а потом, досчитав до девяти, с размахом швырнул ее в дверь, плашмя рухнув наземь. Точный расчет. Граната взорвалась в воздухе, почти у самой двери.
Через несколько секунд облако пыли рассеялось и стало видно, что дверь устояла. Однако темное дерево растрескалось, металлические полосы погнулись, да и сама дверь, казалось, встала наперекосяк.
Мгновение помедлив, Василий поднялся и, пригнувшись, бросился вперед, а перед самой дверью подпрыгнул, выставив вперед обе ноги. От удара дверь со страшным грохотом сорвалась с петель. Сам Василий приземлился на нее сверху, на пятую точку. Тут же у него над головой двумя ангелами-хранителями свернули дула пистолетов его спутников. Грохот падения гулким эхом пронесся по пустому помещению церкви и неожиданно стих, словно кто-то невидимый одним быстрым движением опустил заслонку, разом отрезав все звуки.
— Никого… — начал один из чекистов, но недоговорил.
Откуда-то с пресбитерия полыхнуло пламя. Громом бахнули выстрелы. Чекист согнулся вдвое и, выронив пистолет, начал падать. Василий едва успел откатиться в сторону, крепко сжимая в руке рукоять маузера. Второй его спутник, опустившись на колено, открыл ответный огонь. Судя по всему, он, как и Василий, не видел стрелявшего, а ориентировался по вспышкам выстрелов. Повернувшись, Василий краем глаза заметил, что по дорожке в сторону костела бежит несколько красноармейцев. «Тут они сами справятся», — решил он и метнулся в боковой неф, обходя стрелков на пресбитерии.
На несколько секунд пальба с обеих сторон прекратилась.
— Сдавайтесь, граждане налетчики, — гулко разнесся голос под куполом храма. — Вы окружены, сопротивление бесполезно. Выходите в центр залы и бросайте оружие на пол.
В ответ вновь зазвучали выстрелы.
Однако Василия все это не интересовало. С бандитами разберутся и без него. А у него была своя цель. Осторожно прячась за колоннами, он перебежками двинулся к алтарю.
Неожиданно из-за колонны выскочил низкорослый служка. Василий на мгновение опешил. В полутьме блеснула сталь, и палец Василия инстинктивно дважды надавил на курок. И только когда уже тело служки корчилось на полу, Василий разглядел наган в руке слуги божьего. Да и откуда взяться священнику в заброшенном и оскверненном храме?
— Береженого Бог бережет, — пробормотал Василий себе под ноги и, вытащив «бульдог», сделал контрольный выстрел. Тело в темных одеждах взорвалось, словно это была не человеческая плоть, а бочка керосина. Полыхнуло на весь неф. Ударная волна подхватила Василия, понесла и со всего маху припечатала к стене. Ему даже показалось, что на мгновение он потерял сознание.
Придя в себя, он обнаружил, что лежит, привалившись к стене, сокрытый тьмой. В зале все еще палили.
«Значит, я был прав, — подумал он. — Эта карга тут не одна. — На мгновение он взглянул в сторону алтаря. — Если там есть еще ее приспешники, то винтовки красноармейчикам товарища Григория не помогут… Хотя, какой он к черту Григорий — Гессель Исаакович Шлиман — комиссар Третьего Особого отдела ГУГБ, наследника печально известного ОГПУ. Вот батька Григорий, тот уж по рождению Григорием был. А этот… Слащавая улыбка и вечная фраза при пожатии рук. „Зовите меня просто… товарищ Григорий“. — Василию захотелось сплюнуть от злобы. Ведь именно из-за таких, как этот Шлиман — волков в овечьей шкуре, — ему пришлось покинуть дом. Из-за них погибли его родители… — Однако сейчас не время предаваться воспоминаниям, — напомнил он сам себе. Предстояла схватка — финал войны, которую Василий вел уже более полугода, и противник у него был опытный, беспощадный. — Так что нечего тут валяться, пора браться за дело, но сначала…»
Василий осторожно приподнялся на локте, начертил пальцем на пыльном полу пентаграмму защиты от злого взгляда и тихо прошептал заклинание. Теперь, если верить старинным колдовским гримуарам, он должен стать невидимым. Нет, конечно, не полностью невидимым, а скорее незаметным для колдовского взгляда, а также для тех, кто не станет специально высматривать его, уставившись в упор.
