Потом, тяжело поднявшись, Василий медленно побрел вперед, обойдя место взрыва. Кто знает, какие колдовские ловушки мог таить в себе труп несчастного. Пусть с ним разбираются потом следователи Третьего Особого.
Осторожно проскользнув за последнюю колонну, Василий выглянул, пытаясь рассмотреть, что происходит на возвышении возле алтаря. Бандитов было четверо. Сейчас один из них лежал на ступенях возвышения, широко распластав руки и вперив остекленевший взгляд в изваяние распятого Христа. Словно подтверждая, что данный храм больше не дом Божий, распятие висело вверх ногами. Второй из бандитов прятался за алтарем, и, судя по стонам, свое он уже отвоевал. Двое оставшихся — темные тени на фоне побитых непогодой цветных витражей — палили, едва успевая перезаряжать револьверы.
Василий на мгновение задумался, стоит ли вмешиваться. Но потом, все же решившись, вскинул маузер. Два точных выстрела — и две тени с мягким чмокающим звуком повалились на каменные плиты. «Даже если они приспешники, как тот служка, разберусь с ними попозже, — решил Василий. — А теперь можно за тылы не волноваться».
— Сдаюсь! Сдаюсь! — заверещал раненый, прятавшийся за алтарем.
Сейчас должны были подойти красноармейцы, но Василий не стал их ждать. Скользнув мимо раненого, он нырнул в дверь, ведущую в богородничий предел. Маузер он отшвырнул в сторону. Теперь вся надежда была лишь на «бульдог». В барабане осталось пять пуль. Мало, очень мало. Виктор понимал, что не имеет права на промах. Потому что перезарядить револьвер ему будет нечем. Точнее, пули-то подходящего калибра у него были, только вот нечисть, с которой ему предстояла встреча, вряд ли простые пули возьмут.
Еще шаг…
И Василий оказался в крошечной уютненькой комнате. Стены драпированы малиновым бархатом. Никакой мебели, только в центре круглый стол, покрытый зеленой скатертью. Посреди него на подставке огромный сияющий хрустальный шар — единственный источник света. Удивительный шар, переливающийся всеми цветами радуги, истинное средоточие колдовской мощи. Но не шар привлек внимание Василия, а женщина, сидевшая по другую сторону стола. Молодая, чопорно красивая, она напоминала одну из светских дам царской свиты. Строгое платье, белейший кружевной воротник, тонкие, точеные черты лица, форму которых лишь подчеркивала белая, восковая кожа. Пышные черные волосы собраны на затылке в витиеватую композицию.
Дама раскладывала пасьянс. Когда, угрожающе выставив «бульдог», Василий ввалился в комнату, она лишь томно вздохнула, на мгновение оторвала взгляд от карт, а потом легкомысленно махнула рукой.
— Садитесь!
Василий опешил. Только сейчас он заметил, что с его стороны стола стоит еще один стул. Красивый резной стул ручной работы. Василий мог поклясться, что еще мгновение назад никакого стула тут не было. Что-то подсказывало, что не надо слушать эту даму, не надо подсаживаться к столу. Пустить ей пулю в лоб, и дело с концом. Бах! — и точка. И хотя все его внутреннее естество говорило, что именно так и надо поступить, Василий засунул револьвер в карман шинели, шагнул к столу и, выдвинув резной стул, осторожно присел на краешек сидения, обитого бархатом в цвет скатерти стола.
— Да не смущайтесь вы так, — продолжала дама. Голос у нее был обворожительный, гипнотический. — Присаживайтесь, — и после многозначительной паузы, убедившись, что Василий полностью в ее власти, она продолжала. — Хоть вы и не клиент мой, я вам погадаю.
Василий хотел возразить, но почувствовал, что язык у него во рту не шевелится. Единственное, что он смог сделать, так это кивнуть.
— Да вы не волнуйтесь, расслабьтесь… — продолжала дама. — Валет мечей…
Она еще говорила что-то, но ее слова проплывали мимо Василия. Приподнявшись, он попытался заглянуть в рисунок карт, которые раскладывала дама, но ничего толком разглядеть не смог. Однако карты показались ему необычными, не похожими ни на обычную колоду, ни на таро.
— Странно… Никогда еще не видела такого расклада… — дама подалась чуть вперед, карты с шорохом мелькали у нее между пальцев. — Итак? Найдешь Судьбу, но не распознаешь… Спасешь Судьбу, но не ублажишь… Испытаешь Судьбу, но не позволят… — она еще что-то бормотала, но Василий не слышал ее слов. Превозмогая охватившее его бессилие, он попытался мысленно воспроизвести защитные чары. Строки заклятия давались ему с трудом. Ему казалось, что разум его существует отдельно от тела. «Только бы вспомнить… Только бы вырваться из-под власти этой…»
Неожиданно дама еще больше наклонилась вперед.
— Дай мне руку и увидишь все ответы.
«Нет!» — мысленно завопил Василий, но его правая рука сама скользнула вперед, ложась в ладонь колдуньи.
— Нет! — с хрипом вырвалось из его горла, но было уже поздно. Их руки соприкоснулись. Одновременно левая рука Василия инстинктивно опустилась в карман, ложась на рукоять «бульдога».
Мгновение, и все поплыло у Василия перед глазами. Он оказался в расстрельной. Очередная пятерка неторопливо раздевалась. Вот, скинув одежду, они, сопровождаемые взором бдительного охранника, прошли в «красную» комнату, встали у стены. И никаких «Готовсь, целсь, пли…» всего лишь банальные «Раз… Два… Три…» Залп. Стена, забрызганная кровью и мозгами. Пять тел на полу. Вот пять красноармейцев в больничных белых халатах утаскивают тела за ноги в соседнюю комнату. А у стены строится следующая пятерка врагов советской власти. Конвейер работает круглосуточно. «Раз… Два… Три…» Неожиданно видение накатило. Один из трупов у стены приблизился. Василию показалось, что он склонился над покойной. Да, это была девушка. Скорее всего, бывшая институтка, а может — из дворян. Светлые волосы слиплись от крови, под глазами налились багровые синяки. Видно, ребята на дознании основательно над ней поработали, прежде чем девка попала в расстрельную. Так сказать, использовали ее на полную катушку. Но не в этом было дело. Василий наклонился еще ниже и… и только тогда он разглядел меж украшенных синяками грудей странный медальон — отвратительное творение древнего искусства. В один миг он понял, что именно за этим попал сюда. На медальоне был изображен то ли осьминог, то ли спрут — в тусклом освещении «красной» комнаты Василий не мог лучше рассмотреть его. К тому же ему казалось, что изображение на кусочке серебристого металла обладает самостоятельной жизнью, что оно движется, щупальца сплетаются и расплетаются, подобно ядовитым змеям. И еще он почувствовал жажду — желание всенепременно завладеть этим амулетом. В этом амулете — а в том, что медальон является своего рода амулетом, Василий ни на минуту не сомневался — скрывалось нечто важное, нечто, что должно было определить всю его дальнейшую жизнь.
