Сергей только начинал сознавать, что чувствует в ней ту уже забытую и далекую женственность жены, хранительницы домашнего очага других годов, которая со времен, наверное, Французской революции потеряла свою привлекательность для большинства представительниц слабого пола. В феминистской погоне за эмансипированностью и равными правами, стараясь доказать, что они ничем не хуже, а во многом даже и лучше мужчин, современные амазонки потихоньку теряли ту свою маленькую, предназначенную только для них нишу в сердцах еще не отдающих себе в этом отчета мужчин, превращая теплоту в страсть, а ласку и нежность – в сексуальность и похотливую чувственность. Зеленые в крапинку глаза умели быть и требовательными, и гневными, и, что совсем покоряло Сергея, ласково-мягко-покорными.
Неожиданно начавшееся знакомство стало быстро набирать силу…
Сергей остановился на межэтажной площадке, не доходя пролета до двери своей квартиры. Недавно жильцы, облагораживая подъезд, скинулись и повесили на окна тюлевые занавески, создающие на лестнице приятный мягко-уютный полусвет. Комфортный вид портила стоявшая на низеньком подоконнике банка из-под кофе, приспособленная под пепельницу. Сергей немного подумал и опустился на корточки возле окна, снова чиркнув зажигалкой…
…Лена уже была замужем и развелась – его не особенно интересовало прошлое и причины распада семьи. Главной трудностью казалась ее маленькая четырехлетняя дочурка Саша.
Сергей любил детей, но, насмотревшись слезливых мексиканских и постсоветских сериалов, наслушавшись «добрых» историй о мачехах, злых отчимах и бедных падчерицах, боялся отвержения от ребенка, непризнания его и требования настоящего отца. Дело было не в нем, а в Саше. К тому же Саша, воспитываемая большей частью живущей неподалеку и сверх всякой меры безотказной бабушкой, не чаявшей души во внучке, была довольно капризным и избалованным ребенком.
Мир огромен, многосложен и часто труднообъясним. Зачастую кто-то напрасно пытается вогнать будущую действительность в свои, самому себе известные рамки. Иногда человек сам выдумывает себе трудности, излишне доверяя своему личному мнению, разуму и опыту. Время шло, и когда наконец Сергей решился переступить порог Ленкиной квартиры, то действительность превзошла все ожидания. Саша, глядя внимательными темными глазками на раздевающегося в прихожей Сергея, вытянула вперед свой маленький пальчик и объявила раз и навсегда: «Ты мой папа!»
Все как-то образовывалось тихо, незаметно и удивительно быстро. Поначалу лишь иногда, но со временем все чаще и чаще Сергей оставался у Лены с Сашей. Спустя полгода оказалось, что он живет в общем уже здесь, и его поездки домой воспринимались уже не как домой, а как отъезды куда-то, с неизбежным и довольно естественным ворчанием и Лены, и маленькой Саши. Вскоре Лене это надоело, и они официально оформили свои отношения в загсе. Потом, глядя на катающуюся на его ноге и радостно повизгивающую Сашу, «это» надоело и Сергею, и он, пройдя все перипетии судебных требований, оформил усыновление Саши.
Прославленный в анекдотах и комедийных фильмах брак оказался теплом домашнего очага, к которому стремилось сердце, замерзающее от злых пересудов и сарказма «многознающих» коллег в курилках и компанейских встречах вне работы. Это был Дом. Но семейные узы, мягкими кольцами все больше и больше стягивающие сердца друг к другу, только начинали набирать силу.
Через год после «свадьбы» радостным визгом оповестила о себе мир появившаяся на свет маленькая Маша. В резко увеличившихся заботах и суете, недосыпающие и уставшие, Сергей и Лена нередко «сталкивались» друг с другом, чаще, как водится, из-за каких-нибудь пустяков. У каждого свое понятие о справедливости, и он тогда с удивлением ощущал на себе ту появляющуюся в самый необходимый момент волну доброты, уступчивости и необидчивости женщины, которая сразу тушила разгорающиеся ссоры.
Подросшая Саша, незаметно изменившаяся и растерявшая капризность под непререкаемым, любовно-требовательным взором отца, не отходила от кроватки и не спускала влюбленных глаз с маленькой сестренки. Когда Маше исполнился годик и она начала делать свои первые шаги, говорить «у-бу, т-пу, ма» и весело, заливисто смеяться, Лена и Сергей обвенчались. И все чаще, не выделявшиися ни ростом, ни шириною плеч, ни суровой мужской привлекательностью, он начал замечать на себе очень тихий и нежный, ласково-любовный взгляд своей жены…
Сергей вздохнул, бросил потухшую сигарету в банку-пепельницу и поднялся по ступенькам к квартире. Сравнительно недавно они с Ленкой поставили новую дверь, поменяв расшатанную старую ДВП на роскошную железную, обтянутую мягкой винилкожей, с собственноручно приклеенными золотистыми цифрами «три» и «ноль». Сергей задумчиво провел рукой по «нолю» и, отгоняя навязчивые ассоциации, встряхнул связкой ключей, нащупывая нужный…
– Не понял… Не понял! – Сергей, пряча искорку в уголках глаз, удивленно-непонимающе смотрел на приветливо помахавшую ему из кухни Ленку и – из детской комнаты – малышню. – Это что, встреча? Встреча после работы дорогого мужа и любимого папы? Так-так… – Он деланно нахмурился. – Так! Повторяю заход заново!
С совершенно серьезно-недовольным лицом вышел за дверь и снова зашел в квартиру. Ленка, смеясь и вытирая руки о полотенце, обняла и звучно чмокнула мужа в щеку. На шее и руке, радостно повизгивая и ужасно довольная хохмой отца, повисла малышня. Сергей широким махом обхватил всех:
– Так должно быть всегда…
Всегда…
– …Лучше не говори больше «всегда». – Он строго смотрел на стоявшую перед ним с виновато опущенными глазами Сашу, постукивая пальцем по раскрытому дневнику. – Что ты в прошлый раз говорила? Что обещала?
Саша внимательно изучала сложно переплетенный узор на линолеуме.
– Саша, что обычно следует за словами и уговорами? Правильно – дело! Маша, неси сюда ремень!
Маша, к тому времени уже успевшая попрятать все имевшиеся в квартире ремни, натужно пыхтела, пытаясь всунуть длинную ложку для обуви в щель между стеной и стиральной машиной.
– Прости меня, пап… Я больше не буду.
– Так. Что не будешь?
– Ну, я исправлю английский… И не буду больше зря обещать. И не буду говорить «всегда»…
Глаза защипало, в горле застрял горький комок. Сергей закрыл за собой дверь и сел на тумбу в прихожей, снимая промокшие от дождя туфли. Из комнаты доносилось тиканье часов, за окном, громыхнув, проехал грузовик. Никто не бежал встречать из детской, не выглядывал приветливо из кухни. Всегда поменяло свое значение, став навсегда год назад. Молчаливая квартира кричала тишиной и слепила пустотой, потеряв навсегда и бесконечно дорогую, тихую и ласковую Ленку, и неугомонную мелюзгу Машу, и подросшую помощницу Сашу. Навсегда. Год назад.
