Хапа старательно работал в темноте ложкой.
— Доболтались, что ночь уже, а о главном я забыл, — послышался его голос. Говорил Хапа с набитым ртом. — Я хотел тебя спросить: договорились ли мы с тобой насчет завтра?
— Договорились уже раз десять, — ответил Джел. — Сколько дней подряд можно уславливаться об одном и том же?
— Столько, сколько мне захочется, — сказал Хапа, прожевав. — У тебя такой подозрительный вид в последнее время, что я совершенно не уверен в твердости твоей памяти. Ты действительно помнишь, как завтра надо будет действовать? Не совершаю ли я ошибки, полагаясь на тебя? И где твоя подружка?
— Шляется где-то, — пожал плечами Джел.
— Ты меня удивляешь. Чудные завел порядки! Я говорил тебе: этой лохудре с самого начала надо было хвост накрутить. Теперь уже время потеряно.
— Какой бы был смысл? Все равно завтра каждый пойдет своей дорогой.
— Как знать. Мне тут передали последние новости. На рудниках за Двуглавым Хираконом беспорядки среди рабов и населения, так что управляющие оттуда на распродажу за каторжниками не приедут. По моим подсчетам человек сто возьмут завтра в каменоломни, примерно сто пятьдесят отправятся морем в Тадефест, пятьдесят останутся на галерах береговой охраны в порту. Оставшихся человек тридцать — сорок разберут по плантациям. И вот что получается. Хираконских рудников нам с тобой не видать. От каменоломен тебя и себя я откупил. На галеры выбирают молодцев ростом головы на две повыше тебя и возрастом лет на тридцать помоложе меня. На плантациях в основном работают женщины и малолетки, да и то, только те, у кого срок не больше десяти лет. Тебе с твоей бессрочной каторгой там делать нечего. Мне — тем более. Есть шанс попасть туда у твоей подруги, но я думаю, не так-то просто будет от нее избавиться. Наверняка, в Тадефест отправимся все трое. Конечно, если тебе жаль с ней расставаться, можно взять ее с собой. Это несложно, где два человека, там и третий… Только помни хорошенько: завтра, когда за нами придут, ни на шаг от меня не отходите. Удастся спуститься с перевала неразделенной компанией — можете тогда считать, что оба вы уже на свободе. Завтра на рассвете будет паника, спросонья все станут бегать, орать, может, даже передерутся. Постарайся, глядя на всех, с ума не сходить и ничего лишнего ни себе, ни ей не позволить.
— Пренепременно, — пообещал Джел. — Урум сказал мне вчера, что Тадефест — это соляные копи. Он был прав?
— Соляные, только не копи. Чтобы попасть туда из Диамира, нужно плыть на юг вдоль берега. Примерно на половине пути к Ардану в пустыню уходит цепь мелких котлованов с очень соленой водой. Когда-то там было море, потом берег поднялся, и оно высохло. Это место и есть Тадефест. Каторжники там вычерпывают из котлованов соляной раствор, выпаривают его на лотках и получают соль, которая чище, чем в природных отложениях. Там гиблые места, и кроме человека, на много дней пути нет ни одного живого существа. От солнца и соли люди слепнут и покрываются язвами с головы до ног. Соленая вода разъедает тело до кости во много раз быстрее, чем проказа, и больше трех-четырех лет, каким бы выносливым ни был человек, он там не выживает. Отец моего старинного друга водил когда-то караваны с солью на север, в Эн-Лэн-Лен и дальше, в степи, к границам Вечного Леса. Там за меру соли насыпают меру янтаря и меру голубых сапфиров, и путь туда и обратно занимает пять лет жизни… Ты спишь, что ли?
Джел хотел ответить, что спать теперь долго не захочет, но невдалеке послышался знакомый шум.
Кто-то о кого-то споткнулся, кто-то застонал, кто-то захрипел и заругался сиплым со сна голосом. Джел привстал, чтобы лучше видеть.
Против мерцающего света, падающего через оставленные для вентиляции два крайних окна, зигзагами в его сторону двигались две тени: большая и поменьше.
— Иди, иди, переставляй ноги, — бубнил низкий мужской голос. Держись, мать, за стену, куда падаешь!..
Джел сел. В последние дни сцена эта повторялась из вечера в вечер.
Тени приблизились.
— Притащил, как заказывали, — было сказано уже Джелу, и на колени ему посадили сонную, тяжело навалившуюся на него Ма.
Хапа, двигая вместе с собой посуду, переместился несколько в сторону.
Пошатываясь и без разбору наступая всем, кто лежал по дороге, на разные части тела, большая тень, сопровождаемая руганью, удалилась в темноту.
— Объявился подарочек, — проговорил недовольно Хапа, отсвечивая костровыми бликами на лысом черепе.
Джел потряс Ма и громко сказал ей в лицо:
— Дрянь бесстыжая. Где ты была? С кем? Опять врать мне будешь?
— Сам ты дб… днь… дрянь, — ответила Ма и ткнулась носом Джелу в ухо.
Волосы ее пахли приторно-сладким дымком травки, которую курили компанией из общей трубки, обычно укрывшись в одной из стенных ниш в противоположном конце подвала. Когда Ма долго не появлялась, Джел сам ее там разыскивал.
— Что? Получил? Доволен? — ворчал Хапа, злорадно поблескивая в темноте лысиной и отражающими свет глазами. — Предупреждал я тебя, к чему приведут эти ее хождения. Побей ее хоть раз. Лучше поздно, чем никогда. Задай ей хорошую трепку, не испугайся бабы хоть раз в жизни!
— Ее нельзя бить, она сказала, у нее будет ребенок.
Хапа фыркнул.
— Можно подумать, что твой.
Из-за колонны, за которой молились, на них зашипели.
Хапа на несколько минут умолк, потом сказал неожиданно замогильным мрачным голосом:
— Извини. Я не имел в виду…
— Ну, хватит, — раздраженно перебил его Джел.
Они еще помолчали. Потом Джел примирительно попросил:
— Расскажи что-нибудь. Про Север, про Юг, про Великий Лес и про горы…
Хапа ответил не сразу.
— Не надо мешать Север, Юг, горы и Лес в одну кучу, — сказал он. — Между этими частями мира огромная разница. На Севере дикие места. а Юге все по-своему — другие люди, другие обычаи, другие боги. О горах спроси Безмушмашура, он горец, он расскажет тебе лучше, чем я. В Лес же кто ходил — не вернулись. О Лесе никто правды не расскажет. Не лучше Леса изучены земли Северного Моста и Запада-за-Морем… Знаешь, если б я был твоим родителем, я бы шкуру до пят спустил с твоих учителей. Говоришь, что учился, а сам ничего не знаешь. Государство, в котором ты волей случая оказался — величайшая держава мира, — глаза Хапы опять блеснули желто-зеленым кошачьим светом, но Джел из-за темноты не разобрал, говорит тот серьезно, или издевается. Хапа продолжил: Нельзя с ним сравнивать какие-то пещерные разбойничьи княжества, или царство Ку, где монарх живет на дереве, подобно обезьяне. Или Птор-Птоор, где до появления таргских кораблей плавали по морю в обмазанных грязью корзинах. Тарген Тау Тарсис — Великий Владыка Морей. Белый Энлен, прародина всех народов, не знал морской торговли, и что с ним стало? Он превратился в убогую развалину, доживающую свой век в нищете и невежестве на задворках мировой истории…