артериях, превратившись в мелкий ржавый порошок. Часть энергии перетекла в меня, заполнив скудный резерв организма, а всё остальное поглотил ненасытный артефакт. На миг мне даже показалось, что он сыто заурчал. Идрисово отродье, я ведь до сих пор не знаю, что ОН такое! Я повертел в руках окровавленный серп: посеревшая от времени деревянная ручка и старое ржавое лезвие, которое невозможно отчистить, как ни старайся. По виду и не скажешь, что эта вещь способна творить страшную запрещенную магию. Старый иззубренный инструмент нищего крестьянина — вот что увидит обычный обыватель. Но, именно благодаря этому артефакту я до сих пор топчу землю этого мира…могу жить, как полноценный человек. Даже не знаю, стоит ли оно того? Постоянная гонка со смертью и нужда совершать кровавые ритуалы, убивая случайных попутчиков, изрядно меня утомили. Об этом ли я мечтал, поступаю на службу к Агеону?
Впрочем, деваться мне всё равно некуда — чертова «смердова болезнь» висит надо мной, как дамоклов меч. Не знаю, чем нагрешила моя матушка, а может, виновата вовсе не она, а отец, подхвативший демоническое проклятье на одной из этих бесконечных и бессмысленных войн, что ведет наша страна. Так или иначе, но судьба мне уготована безрадостная. Эта болезнь — штука до невозможности редкая, неизлечимая и смертельно опасная. Чтобы подхватить её нужно быть поистине исключительным везунчиком…Говорят, это шанс на миллион! Суть же недуга проста — крайне низкая естественная выработка праны, недостаточная для поддержания жизнедеятельности организма. Вы только подумайте — каждое живое существо производит энергию, нужную для роста, развития и взаимодействия с окружающим миром и лишь мой организм всячески упирается, ежедневно и ежечасно пытаясь совершить суицид. Борьба с самим собой за жизнь — вот моя печальная судьба.
Впрочем, до определенного времени всё было не так плохо — в детстве болезнь проявляла себя только в виде общей хилости и слабости организма — я был значительно мельче и слабее своих одногодок — выглядел откровенным замухрыжкой. Надо мной смеялись, придумывали оскорбительные прозвища и нередко избивали. Я не мог ответить им в честной драке, но научился мстить иначе — подставлял в школе, пускал оскорбительные слухи и разбивал окна в их домах. Часто это приводило к еще большим проблемам, но я никогда не сдавался и меня стали воспринимать всерьез. Однажды, когда меня избили особенно сильно, я поймал любимую собаку главного обидчика и, выпотрошив ее как свинью, повесил на флагштоке в центре нашего селения. Смешно, тогда мне пришлось буквально переступить через себя. Вскрывая живот той визжащей шавки, я и сам плакал. Шума было много. Хоть найти виновника и не удалось, но на меня стали посматривать с опаской. Я улыбался им в ответ.
Весёлое детство подарило мне множество шрамов, ожесточило, научило мстить и до последнего бороться за свою жизнь.
Неожиданно на дороге загрохотал фиакр, разгоняя ночную тьму яркими фарами. Заметив припаркованный на обочине мобиль с распахнутыми настежь дверцами, он резко затормозил. Наружу выпрыгнул поджарый мужчина лет тридцати на вид в форме профсоюза извозчиков и принялся осматривать бесхозную технику.
Хотел же спрятать в кустах, да поленился! Теперь придется решать еще и эту проблему…а у него ведь наверняка пассажир! Хорошо бы решить всё миром…
Натянув на голову форменное кепи мертвого извозчика, я вышел из кустов и помахал рукой ночному гостю.
— Случилось что? Я слышал крики… — спросил он.
Я напрягся: мог ли он в действительности что-то слышать? Перед началом ритуала я заткнул рот Кнедлю. Нет, пустое беспокойство. Если крики и были, то их причина вовсе не мой ночной пикничок.
— Крики? У нас всё тихо, — дружелюбно улыбнулся я, нащупывая ручку мизерикорда, заткнутого за пояс.
— Живот у клиента прихватило — полчаса уже в кустах сидит, — прижав ко рту ладонь, прошептал я и многозначительно закивал в сторону зарослей.
— А… вот оно что, — задорно рассмеялся извозчик, по его ехидному лицу сразу старому понятно, что он большой любитель шуток на эту тему.
— Я как-то траванулся в придорожном трактире, думал: совсем помру! Повезло, что как раз целителя из столицы в одну усадьбу вёз. Тот меня мигом в чувство привёл.
— У нас целителя нема, по старинке приходится справляться, — я развёл руками.
— Погоди, у меня есть кое-что, — произнес весельчак и полез в багажник своего фиакра.
Из окна мобиля выглянул пожилой мужчина в черном цилиндре и окинул меня безразличным взглядом. На вид простой старик, но у меня отчего-то пробежали мурашки по спине, а в груди появилось сосущее чувство. Похоже маг рангом не меньше мастера, на магистра он никак не тянет. Маги как черные дыры высасывают всю прану из окружающего пространства, а я это чувствую. Лучше не привлекать внимание. Я быстро отвёл взгляд.
Извозчик вернулся обратно и протянул мне небольшую стеклянную бутылочку, запечатанную красным сургучем.
— Вот, я теперь всегда с собой беру. Проверенное средство для тех кто любит посидеть в кустах! — ехидно усмехнулся он.
— Должен чего? — спросил я, доставая кошель.
— Сочтёмся, не чужие люди всё-таки! — он хлопнул меня по плечу, забрался в свой фиакр и растворился в ночной тьме.
Не чужие? У него хоть профсоюз есть, а у меня никого не осталось. Все чужие. После того как отец отдал меня Агеону, или вернее сказать — продал, у меня не осталось родственников.
Ближе к шестнадцатилетию, мой организм очнулся и принялся стремительно расти. Поначалу ему хватало обычной пищи, но вскоре стал заметен дефицит праны — меня высушило до состояния больного лихоманкой. Не человек — а живой труп! Фаронская мумия — так меня обозвал один проезжий торговец. От недостатка энергии я начал буквально выключаться и падать в обмороки. Дело в том, что именно в этом возрасте энергетическая структура нашего организма завершает своё формирование и стабилизируется. Приходит в гармонию с окружающим миром и синхронизирует внешние и внутренние потоки праны. Моя же структура, имеющая множество изъянов и, подточенная болезнью, была бракованной — энергии производимой внутри было недостаточно, а на внешнюю рассчитывать не стоило. В нашем захолустье ее концентрация была крайне мала, да и моя скорость естественного поглощения оставляла желать лучшего — тут бы и полноценному магу пришлось серьезно потрудиться, чего уж говорить о никчемном больном ребенке?
Мой организм пожирал сам себя, стремительно приближая к концу и без того недолгий срок жизни. Тогда отец и совершил своё подлое преступление, продав меня, как " необычную зверушку" и "занятный экземпляр"
