— Товарищ полковник, — перебил я оратора, — судя по вашему описанию, этот объект очень важен для румын. Поэтому рискну предположить, что охраняется он соответствующе.
— Естественно! — все тем же повышенным тоном ответил штабной.
— Так, может быть, имеет смысл отправить на поиск еще и группу Коваля?
— Ты что, капитан? — поправляя галстук неуставного цвета и фасона, влез в разговор один из прихлебателей штабного, лощеный майор, красавец-мужчинка, высокий и широкоплечий, с ярко выраженным нарциссизмом. — Испугался или Родину не любишь?
Он весь был небольшим отступлением от Устава. От ботинок до фуражки. Отступления выгодно подчеркивали сильные стороны во внешности майора и скрывали недостатки. Трусы, небось, тоже «неуставные». Не такие, как у меня и моих бойцов: черные «парашюты», ниже колен, а что-нибудь эдакое. Стринги, например. Я попытался представить майора в стрингах, и меня затошнило.
— Не любить можно государство, а Родину не любить нельзя, — ответил я и поморщился, так как тошнота не проходила. Ненавижу свое воображение. Богатое оно у меня. А «стреноженный» майор (нет, «стрингованный» майор) умолк, осмысливая мой ответ. Осмыслив, выдал фразу, которую я слышал на протяжении последних двух лет:
— И как таких в разведку берут?!
Как, как? Добровольно-принудительно… Вихрем пронеслись в голове: военкомат, железнодорожный вокзал, слезы жены, дочери и матери, два дня пьянства в поезде и, наконец, распределительный пункт.
* * *
Восемь утра. Перед строем стоял толстый прапор и пытался добиться нашего внимания. Строю было не до него. Все, кто находился в строю, делились на две категории: еще пьяные и уже опохмелившиеся. Мы с Марсей относились ко второй. Промучившись минут десять, прапор плюнул на все и повел нас в столовую. Кормили, на удивление, неплохо; жаль, что не все это оценили. К одиннадцати утра начали таскать в кабинет, где сидела распределительная комиссия. Заводили по три человека. Посмотрев на наши похмельные рожи и заслушав наши анкетные данные, комиссия задумчиво почесала в затылках и вынесла свой вердикт: этих двух, Штепселя и Тарапуньку, — в спецназ.
Нас вывели в другую комнату, где сидело всего восемь человек из более пятидесяти уже «просеянных». К вечеру нас, слава Богу, накормили и в составе группы из десяти мобилизованных отправили на грузовике «куда-то дальше». В «куда-то дальше» мы прибыли под утро. Заведение оказалось тренировочным лагерем, но, очевидно, секретным. У нас отобрали все документы, выдали «камуфляжку» и ботинки и отправили… правильно, пред светлы очи очередной комиссии. Как и в предыдущий раз, нашу судьбу решили быстро, сообщив нам, что мы курсанты группы «четыре», после чего отправили на медосмотр.
Медосмотр! Нет, не так. МЕД-ОС-МОТР!!! Такого внимания к своему организму со стороны врачей я не ощущал никогда! Меня пощупали во всех местах, взяли анализы всех биологических жидкостей, выделяемых моим организмом, ну, кроме спермы, разумеется. Залезли хитрыми приборами во все полости и отверстия, какие во мне были. А куда не смогли залезть (точнее, я не дал), осмотрели визуально. Четыре часа продолжалась эта канитель. Под конец, задолбавшиеся и голодные, мы попали на растерзание двум замечательным женщинам неопределенного возраста — психологу и психиатру. Они устроили нам тестирование, заключавшееся в ответе на четыреста пятьдесят вопросов, смысл которых постоянно повторялся, но в разных интерпретациях. Вопросы задавались в быстром темпе, отвечать тоже нужно было быстро. В конце концов, моим любимым литературным персонажем стал Колобок, последнюю книгу, которую я прочитал, — тоже «Колобок», на Колобка я бы хотел походить, и колобкообразные формы ягодиц привлекали меня в женщинах. Марся двигался по «горькому и слезливому пути Чиполлино».
Потом был тест Люшера, еще один тест, где показывали абстрактные картинки, а мы озвучивали свои ассоциации. Звучало «сиськи», «жопа», «гриб, только он у вас перевернутый». В итоге, промучив нас еще кучей тестов, докторши остались очень довольны нашими результатами и нарисовали черным маркером на наших картах какие-то иероглифы: у меня — с двумя палочками, у Марси — с одной, и отправили нас отдыхать.
Утро преподнесло очередной сюрприз: нас отправляют в офицерскую школу. После этой новости Марся пошутил: «Саня, нас пока распределят — война закончится». Опять грузовик, опять четыре часа дороги, опять какой-то секретный (на этот раз стационарный) объект. Нас выгрузили возле проходной, выдали документы, и грузовик вместе с сопровождающим офицером уехал.
Мы подошли к часовому:
— Послушайте, военный, тут, что ли, в генералы записывают? — поинтересовался я.
Часовой, открыв от удивления рот, смотрел на нас и молчал. Подождав минуту и не получив никакого ответа, Марся решил зайти с другой стороны:
— Вы не подскажите, как пройти в библиотеку?
— Куда? — выйдя из ступора, переспросил тот.
— Ну, слава Аллаху, — вознес хвалу Всевышнему Марся, — он говорить умеет!!! Куда нам с этими бумажками топать, малахольный?
Часовой глянул на наши бумаги и вызвал дежурного офицера. Дежурный долго сверял наши лица с фотографиями в документах, задал несколько вопросов из биографии и, убедившись, что мы не фальшивые, провел к начальнику школы. Начальником оказался генерал-лейтенант. В кабинете он был не один, напротив него сидел здоровенный полковник. Между ними шел не то спор, не то напряженная беседа. В любом случае, начальник что-то доказывал полкану уставшим голосом:
— Петрович, сотый раз тебе повторяю, нет у меня для тебя людей. Нет!!! С той системой выбраковки, которую придумал твой шеф, не к ночи будь он помянут, — он поплевал три раза через левое плечо, — вам для работы подходит в лучшем случае один из трехсот. Последний раз ты у меня забрал одного в прошлом месяце. Где я тебе еще возьму? Набор курсантов только завершается. Вон двух последних привезли. Ну и рожи!!!
Мы с Марсей переглянулись. Ничего криминального друг у друга не обнаружили. А генерал продолжал:
— Зимин, ну подожди ты хоть месяц, по первым предварительным итогам уже что-то будет понятно.
— Нет у меня месяца, меня Барон порвет, если пустой приеду.
— А сколько у тебя есть?
— Две недели.
— Ну, подожди две недели. Комнату мы тебе выделим, харчами обеспечим, водку сам купишь, а бабу среди связисток найдешь. Договорились?
— Ладно, хрен с тобой, уговорил. Чтобы через десять дней были «предвариловки». Где, говоришь, у вас узел связи?!
Полкан поднялся со стула. Рост под два метра, шире Марси раза в полтора. Глаза серые, но раньше, мне показалось, они были голубыми. В глазах читались насмешка и глубокий ум. Движения плавные и скупые. Создавалось ощущение, что любое его движение может закончиться мгновенным и смертельным ударом. Он внимательно нас рассмотрел, неоднозначно хмыкнул, потер правую мочку уха, точнее ее остатки, и вышел. Скорее всего, ушел искать узел связи. С его уходом спало напряжение, висевшее в кабинете. Я иногда встречал таких людей, в присутствии которых начинаешь чувствовать себя неуютно: появляется беспричинная тревога и возникает желание уйти подальше от такого человека.
