«Чифтеры» красились в темные зеленый и синий цвета, а шустрые «туареги» – в серый и песочный.
Заказы прибывали один за другим, и предприятия компании работали с избыточной нагрузкой. Из-за этого случались накладки, когда на урайскую технику лепили трафареты каких-нибудь гвардейских подразделений примаров.
По счастью, это вовремя обнаруживалось, однако существовали и куда менее заметные огрехи, которые могли проявиться только в процессе эксплуатации. Это случалось из-за того, что при сборке машин для одной и другой стороны конфликта использовались совершенно одинаковые узлы. Владелец танкостроительных предприятий, мультитриллионер Эдгар Хубер предпочитал доить обе конфликтующие державы одновременно и для этого выступал от имени двух разных компаний. И урайцы, и примары давали ему деньги на военные разработки, но пройдоха Хубер делал одну программу на двоих, а половину суммы преспокойно клал в карман.
Чтобы не возникало никаких вопросов, примарские заказы он размещал на предприятиях «Хубер Текнолоджис», а танки для урайцев формально производились на заводах «Блу Машине».
Однако компания «Блу Машине» не имела собственных производственных мощностей, ее «предприятия» были на самом деле старыми свежеокрашенными ангарами, причем находились, как правило, в тех же городах, что и заводы «Хубер Текнолоджис».
По ночам новенькие урайские «чифтеры», «пам-форды» и «глобалы» грузились на платформы и под покровом темноты перевозились на склады готовой продукции предприятий «Блу Машине». Таким образом, приличия соблюдались, заказы выполнялись, а Хубер получал сверхприбыли.
Порой ему приходило в голову, что заказчики знают о его махинациях, однако, поскольку никто ничего не говорил вслух, молчал и сам Хубер. Его изделия, пусть даже практически и неотличимые от техники противника, обходились заказчикам вдесятеро дешевле машин собственного производства. Этот выигрыш в цене заставлял их закрывать глаза на многие шалости производителей, разумеется, при условии, что это не отражалось на качестве.
– Я вот что подумал, Клод, – сказал Джон, когда они покинули зону промышленного шума и, миновав звукоизоляционные тамбуры, вышли под своды зимнего сада. – Не разразится ли у нас кризис, когда урайцы и примары кончат воевать?
– Вряд ли это произойдет скоро, – покачал головой Клод. Тут на глаза ему попалась кошка, справлявшая нужду в цветочный горшок, и это вернуло его мысли в старое русло: – А кстати, как же ты покувыркался с малышкой Би?
– Опять ты за свое, – вздохнул Джон. Возле входа в столовую стояли несколько знакомых ему инженеров, и он замолчал.
– Привет конструкторам-ударникам! – приветствовал коллег Гинтас из отдела обработки. Он и стоявшие с ним рядом инженеры жевали тетрафиниловую жвачку, разрешенный наркотик, продававшийся в заводском буфете по восемь кредитов за порцию. Тетрафинил был одним из так называемых чистых наркотиков, которые завозили с планет Урайи. Он не вызывал привыкания, быстро выводился из крови, а порождаемые им галлюцинации длились не дольше пятнадцати минут.
– Дай жевнуть, – с ходу попросил Клод, однако Гинтас, несмотря на действие жвачки, только хитро улыбнулся:
– Нет, Даву, жуй свое…
Клод скривился и последовал за Джоном Саблиным. Они вошли в Голубой зал, где подавали диетические блюда.
В соседнем, Оранжевом, давали жареное мясо и острые колбаски, но там постоянно скапливались длинные очереди, а в Голубом всегда было свободно и каждый мог выбрать любой столик.
– Давай-ка сегодня откушаем молочной кашки, – предложил Клод, расстроенно глядя на хвост очереди, который, не уместившись в Оранжевом зале, выпирал в Голубой.
– Я не против, – пожал плечами Джон. – Тем более здесь не самообслуживание…
Они устроились у окна, неподалеку от вмонтированного в стену экрана ТВ-бокса.
Клод поманил пальцем прислуживавшую в зале полную женщину и, нагнувшись к Джону, напомнил:
– Ну так я жду подробностей…
– Да ничего не было, – быстро ответил Джон, косясь на кружевной передник официантки.
– Что будете кушать? – спросила та, нависая над посетителями огромным бюстом.
– Дайте молочной каши, – произнес Клод мрачно, словно адмирал, только что подписавший капитуляцию.
– Мне то же самое, – добавил Джон, и официантка ушла, переваливаясь словно утка.
– Как это ничего не было? – удивился Клод. – Как это возможно, если ты ушел с малышкой Би?
В ответ Джон лишь неопределенно пошевелил бровями. Из Оранжевого зала донесся громкий смех. Не узнать его было трудно. Смеялся Тони Пацильери, предыдущий бойфренд малышки Би. Он считался красавцем и покорителем дамских сердец. А еще был штатным рассказчиком, и вокруг него вечно толпились бездельники, готовые часами слушать его враки об амурных похождениях.
– Она что, не позволила себя проводить? – продолжал допытываться Клод.
– Позволила… – после небольшой паузы промямлил Джон. Он тупо таращился на экран ТВ-бокса, где передавали последние новости, и думал о том, как ему сменить тему разговора.
– Значит, она не пригласила тебя к себе? А сам ты не напросился?
– Сам не напрашивался, – нехотя ответил Джон. – Но она меня все равно пригласила…
– Ага, уже теплее, – улыбнулся Клод. Официантка прикатила тележку с заказом.
– Эй, чем это так странно пахнет, дорогуша?
– Витаминизированный коктейль на бактериях шафранного ботулизма, – сонный голосом пояснила та. – Не хотите?
– Нет, не хотим, – в один голос произнесли оба и одновременно зажали носы.
– Тогда морковный сок, – сказала официантка и вслед за молочным супом, молочной кашей и творожными пирожками поставила на стол два стакана с жидкостью неопределенного цвета.
Она ушла. Клод осторожно дотронулся ложкой до поверхности манной каши.
– Ну и что было потом? – спросил он.
– Я же сказал – она меня пригласила.
– Это я понял. – Клод наклонился над тарелкой и потянул носом воздух. – А ничего, пахнет съедобно, – сказал он и принялся за кашу.
Радуясь, что коллега отвлекся, Саблин быстро заработал ложкой.
Время обеденного перерыва неудержимо шло к концу, а по ТВ-боксу все показывали рекламу. Чтобы не слышать доносящегося из Оранжевого зала смеха Тони Пацильери, Джон сосредоточил свое внимание на ролике.
«Это Яша и Паша!» – произнес за кадром радостный голос, представляя двух молодых людей, похожих друг на друга как две капли воды. На близнецах были белые штаны и красные куртки. Саблин поискал в этом какой-то смысл, но не нашел.
«Яша жует тетрафиниловую жвачку за десять кредитов, а Паша лопазитовую – всего за четыре», – продолжал голос за кадром.
