«Козел».
Ну вот и разобрался, наконец, с халявкой. Самое неприятное в левых заказах — это когда в редакциях брезгливо морщили лоб из-за малейших косяков с качеством картинки или звуком. Хотя сами новостники (те, кто сидел на зарплатах) легко могли даже из конфетки сделать какашку. Приходилось учитывать за них каждую мелочь. Качество — это имидж. Смертин относился к своему имиджу ревностно.
Алексей немного успокоился, поколдовал у ноутбука и налил себе чай.
Две недели в этом свинарнике — и по нулям. Информации не прибавилось ни на грош. Ни оборудования, ни карт и, что самое важное — проводника. Он пытался пробиться в полулегальный бар, в котором, по слухам, собирались местные сорвиголовы. Только зря потратил время. В этом забытом Богом месте все друг друга знали. И, в отличие от тысяч других Богом забытых мест, к приезжим относились с подозрением. Алексей никак не мог понять — почему? Никакого гостеприимства. Ни тебе хлеба-соли для дорогого гостя с видеокамерой, ни «а меня покажут по телевизору?», ни «все тут разворовали, все пропили», ни дружеских похлопываний по плечу и приторных разговоров с главой администрации о бурном экономическом росте района. Только военные, как всегда, были в своем репертуаре — разговаривали коротко, холодно и аккредитации, естественно, не дали. В Зону нет аккредитации.
И теперь Смертин тупо ждал звонка киевского коллеги. Тот обещал все устроить.
«Ну да, вот прямо из Киева все и устроит», — в очередной раз подумал Алексей, разжевывая конфету.
Телефон разродился «Облаками» Дельфина. Он любил эту старую песню. Воспоминаний с ней было связано немало — лето, Москва, прекрасная незнакомка, грациозно замершая у киоска с музыкальными дисками… А еще пыльная грунтовка, дребезжащий «уазик», беззубый и какой-то сморщенный афганец-проводник за рулем, наушники, громкость побольше, чтобы не слышать выстрелы… Весело тогда было. Эти «Облака» будто преследовали его всю жизнь.
На экране высветилась бородатая рожа со здоровенной родинкой на щеке и подпись: «Вася 2 Москва».
— Здоров. Кто тебе слил? Ну да, у Зоны я. Толку-то… Не, Вась, извини, съемки уже куплены. Ну да. Бумажки тоже подписывал… Не, и не проси, не продам. Тем более что пока и нет ничего… Вась, я все решил… Да нет тут никакой радиации. Да что ты веришь этим желтым бредням! Ни одного достоверного репортажа… Мне заказано прямо из центра… Ты что, псих?! Не, на ЧАЭС я не пойду, но один из объектов в девяти километрах от нее… Так, хорош меня прессовать, чекист хренов. Больше ничего не скажу. Увидимся…
Быстро утекает информация. Не хуже воды из сливного бачка, поэтому и назвали честно и без всяких купюр — сливом. Самое интересное, что он в Украине, а слив — в Москве. Если уж Вася узнал, то местным «спеццензорам» вообще ничего не стоит. Понабрали петухов, вот они и кудахчут. Этого нельзя, это вырезать, звук выровнять. Совсем работать не дают. Готовы в прямую кишку залезть, если узнают, что там тоже съемки намечаются.
Телефон убрать не успел. Только-только засунул его в карман неудачно выстиранных, севших на размер джинсов — еще один звонок. Номер не определен.
С ума, что ли, они все посходили!
— Да… Он самый. Жду. Улица Сахарова, дом, кажется, пять. Трехэтажка, короче. Второй этаж. Тут напротив подъезда еще машина битая стоит. Бордовая, без колес. Кажется, «москвич»… Ну найдете.
Алексей довольно улыбнулся. Коллега не подвел. Он его тут всякими нехорошими словами склоняет, а человек, оказывается, работает. Причем на благотворительных, так сказать, началах, что в наше время — несусветно большая редкость.
Где-то за Тетеревом стреляли. Долго и надрывно.
Сталкер Жук, как он себя назвал, пришел рано утром. Алексей ожидал увидеть матерого щербатого мужика или, на худой конец, деда в бейсболке и с хитрым прищуром, но жестоко ошибся. Перед ним стоял пятнадцатилетний парнишка.
Сопля зеленая, а уже сталкер Жук.
— Ксива есть? — взял сразу быка за рога паренек.
— Есть, конечно… А кто меня поведет?
— Покажи.
Алексей, покопавшись в карманах, достал одну из корочек собкора.
— Это хорошо. Может, даже вояки тебя сразу не застрелят. По крайней мере ооновские.
— Чего?
— Того! Деньги покажи.
— Брат, ты бы поаккуратней, а то ведь попу напорю…
Совсем молодежь распоясалась. Никакого уважения к старшему поколению. Того и гляди, вечером во дворе битой по черепу. Страх потеряли.
— У-у-у, все с тобой ясно. Бывай.
— Стой! — крикнул в спину пацану Алексей. — Заходи. Говорить будем.
На все расспросы мальчишка жестко отрезал: «Сам увидишь». Сожрал все конфеты, прощупал взглядом квартиру и только тогда продолжил:
— Оборудование есть?
— Специальное. Ноут, камеры…
— Да ты не понял. Для Зоны оборудование есть?
— Нет.
— Еще пятнадцать штук баксов сверху, — безапелляционно заявил парнишка, вальяжно откидываясь в кресле.
— За что? — совершенно искренне возмутился Алексей.
На такие деньги в Москве можно очень нехило погулять. Мухосранск, а цены как на нью-йоркской фондовой бирже. Развод какой-то.
— Ноут свой забудь. Я тебе ПДА принесу… А лучше мне отдай, — смекнул вдруг пацан. — Играть буду.
— Тогда четырнадцать.
— Ладно. Костюм армейский, боты… У меня, кстати, ооновские есть сорок пятого…
— Подойдут.
— Плащ кожаный со спецпокрытием, счетчик радиации, детектор аномалий… Бронежилет нужен? Есть классный.
— А надо?
Сталкер Жук посмотрел на него как на идиота.
— Аптечка, пилюли. Из оружия, извини, только помповик. Ну и патроны, конечно. Нож. Жратва, — загибал он пальцы, уткнувшись взглядом в запятнанный от сырости потолок.
— Нож не надо, жратвы тоже. Это я все уже у вояк по случаю прикупил.
— Идем завтра вечером, пока «каски» еще не все дыры в Периметре успели заткнуть после прорыва.
— Чего?
— В Зоне все узнаешь. В Зоне, знаешь ли, тоже люди живут.
Уже захлопывая дверь, Жук остановился, обернулся:
— А оно тебе надо туда? Бронежилет жалко, я его с такими трудами доставал.
Странный он был какой-то, этот Жук. Да и вообще, все здесь были странными.
Но главное, что все сложилось. А за шмотки пускай Дагонов башляет. Непредвиденные расходы и все такое. Зона-то — вот она.
Что для стрингера бабки? Фуфло. Деньги всегда на последнем месте. Не верите? И правильно делаете, потому что ни один стрингер не будет работать бесплатно. Стрингер знает цену себе и своему товару. Он всегда на линии огня. Всегда беззащитен. И в этом весь кайф.
Нет, из мазохистов, честно говоря, хреновые стрингеры. Просто все эти парни и девки совсем без башни. Вот скажите, есть ли крыша у того, кто прямо в эпицентре пожара, задрав голову, снимает, как рушится балка-перекрытие? Стрингер не понимает, что рушится именно на него. Он не понимает, что бровей уже нет, а подошвы кроссовок липнут к раскаленному бетону.