Куда все делись? Неужели он так долго пролежал? Вдруг откуда-то сбоку выплыла голова Карла Маркса, повисела немного прямо перед лицом и растянулась в счастливой улыбке.
Что это? Неужели галлюцинации? Сказывается школьное прошлое, проведенное в октябрятах и пионерах? Карл Маркс поднес руку ко рту.
— Пруть! — провел он пальцем по губам, издавая странный звук. — Пруть!
И расплылся в счастливой улыбке. Глаза сияли восторгом и гордостью. Егор в страхе зажмурился. Нет! Такому в коммунистические времена научить не могли. Маркс, делающий губами «пруть». Паранойя, да и только. Егору стало любопытно, будут ли еще галлюцинации, и он рискнул открыть глаза. На сей раз Маркс пускал пузыри из слюней. Когда пузырь получался особенно большой, он очень радовался и хлопал в ладоши.
Да что же это такое? Егор даже позабыл о головной боли. Он поспешно отполз назад и вскочил на ноги. Его качнуло в сторону, едва устоял.
И тут все вернулось на свои места. Перед ним стоял никакой не Карл Маркс, а дедок, которого он пытался спасти. Это отчасти успокоило Егора, хотя он все еще не понимал, к чему бы деду пускать пузыри.
Егор испуганно огляделся, но, кроме деда, вокруг никого не было. Ни согнутого пополам Джордана, ни подлого хриплоголосого. Наверно, испугались, что зашибли, и убежали! Ну и скатертью дорога! При воспоминании об ударе лоб отозвался тупой болью. Но мир вокруг уже не расплывался, разве что выглядел немного мутноватым. Так что же у нас с дедом?
— Дедушка? Что с вами? — обратился к деду Егор. Дед тут же бросил свое занятие и уставился на Егора добрыми детскими глазами. Старческое лицо сделалось необычайно задумчивым, потом снова озарилось улыбкой. И сразу стало понятно, откуда у деда столько морщинок вокруг глаз.
— Он! Это он! — Егор вздрогнул. Сразу вспомнил, что именно из-за этого возгласа так разозлился парень, метнувший камень. Дед как будто говорил сам с собой, — Молодой! Хорошо! Молодой бьется сильнее! Вот что! Хорошо!
— Что? Эй, я здесь! — закричал он деду. Может, он глухой? Егор принялся махать руками перед лицом деда, делая ему разные знаки.
— Доверю! — наконец решил дед. Теперь он глядел на Егора твердым, уверенным взглядом. В глубине глаз Егор заметил искорку разума. — Тебе доверю! Ты молод! Вот что! Ты сдюжишь! Верую! Вот что!
— О чем ты говоришь? — опять закричал Егор. Дед остановил его успокаивающим жестом. Начал вешать, поглаживая пышную бороду.
— Ты, отрок, хорош! — Дед важно поднял указательный палец. — Вот что! Молод! Горяч! Смел!.. Верую, что сладишь! Верую!
— Да с чем слажу?!
— А Олег хоть и отрок, но слаб! — пояснил ему дед. Для особой убедительности ткнул Егора пальцем в грудь. Потом продолжил, каждую фразу сопровождая тычком. — Слабый отрок! Брезгую я Олегом!
Егор ничего не понимал. О чем он бормочет? Какой Олег? Отчаявшись добиться от деда вразумительного ответа, решил просто слушать. Пусть выскажется. Уже совершенно ясно, что старик помешанный. Благо что говорит членораздельно. Да еще это «пруть»! Но дед уже завершил свою речь.
— На! — сказал он, опять ткнув Егора в грудь. Егор поневоле поднял руки и почувствовал сверток. Он держал в руках нечто завернутое в черную материю и завязанное шпагатом. — Владей!
— Спасибо! — машинально проговорил Егор, не придумав ничего лучше.
— Пруть! — ответил старик и выпустил особенно большой пузырь.
Перед глазами Егора опять поплыло. Тело повело в сторону. Какое-то время он стоял, пережидая слабость. Когда же открыл глаза, вокруг было пусто. Странный дед исчез.
Словно бы и не было ничего. Неужели привиделось? Но нет! О странном происшествии напоминала огромная шишка на лбу и черный сверток в руке.
«Ладно! Дома разберемся», — пожал плечами Егор. Сунув сверток под мышку, он зашагал домой.
Двухэтажный домик белел сквозь темные кроны деревьев. Кусты, словно стая любопытных пингвинов, обступили асфальтовую дорожку и шушукались о чем-то в тишине ночи. На другом конце двора темными скалами высились девятиэтажки. Редкие светлячки,окон освещали ночь. Егор медленно зашагал по дорожке.
До чего же хороша ночь! Между деревьями и кустами небольшая заасфальтированная площадка со скамеечкой. Там очень удобно сидеть с девушкой. Именно в такую прекрасную звездную ночь. Темнота, шелест листвы в тишине, свет окон и тишина. Девушка в твоих объятиях, блеск глаз, приоткрытые губы… Вопли отморозков в ночи, удар палкой по затылку и приятная сырость могилки…
Умиротворенное настроение мигом улетучилось. Воображение, подпитанное штатовскими боевиками и криминальными сводками, не приемлет лирики. Ему кровавый экшн подавай. Егор осторожно притронулся ко лбу. скривился — вот тебе и экшн.
Постоял у подъезда. Заходить домой расхотелось. Он поглядел на небо. Далекое, с тысячами светящихся точек. В темноте их прекрасно видно. Несколько минут стоял, глядя на звезды. Дотянуться хотя бы до одной. Хотя бы до самой близкой. Дотянуться, сорвать с неба и подарить Насте!..
Но бесконечно стоять нельзя — завтра на работу! Егор глянул на свои окна. Его комната находилась на втором этаже в трехкомнатной коммунальной квартире. Дом был старый, потолок протекал, деревянные лестницы в подъезде немилосердно скрипели, тонкие стены между комнатами особой звукоизоляцией не обладали, отчего жильцы дома были прекрасно осведомлены друг о друге.
Соседями Егора были бабушка Милли, настоящего имени-отчества он так и не запомнил, и парень тридцати пяти лет по имени Иван. Егор поглядел на часы — почти два. Даже неугомонный Ваня в такое время уже спит.
Егор поднялся на второй этаж. Зажав сверток под мышкой, нашарил в кармане ключи. Дверь распахнулась, впуская его в темную прихожую. Прислушался — тихо, света за соседскими дверями нет. Егор вздохнул с облегчением, включил свет. Иначе нельзя, в потемках можно зацепиться за многочисленные ящики и коробки бабушки, которыми она заполонила всю квартиру. Именно из-за этих коробок идут постоянные территориальные войны в их маленьком трехкомнатном мирке.
Он проскользнул к себе в комнату и закрыл дверь. Щелкнул выключатель, старенькая люстра кинула на потемневший потолок причудливые тени. Комнатка маленькая — шага два в ширину и пять в длину. За съем хозяйка берет немного: учитывается почерневший, в разводах, потолок, который после дождей начинает протекать, и малые размеры комнаты. Но зато есть мебель. Односпальная кровать, маленький, покореженный жизнью столик и сервант.
Егор посмотрел в зеркало у входа. На него глянул испуганный, всклокоченный парень. Очки сидят косо, куртка в грязи, на лбу здоровенная шишка. Он притронулся, скривился. Холодное прикладывать поздно, а шишка красуется на самом видном месте.
