– Чего кислый такой? – обратился мужичок к Вениамину. – Вдарь по маленькой и полегчает!
– Спиться боюсь, – прошептал Вениамин.
Он встал и, понуро опустив голову, двинулся через толпу.
– Эй! Конвертик, конвертик забыл!
Вениамин сморщился, развернулся и грубо схватил конверт, будто бы тот один был виноват во всех свалившихся на него бедах. От резкого движения клапан раскрылся, и содержимое вывалилось на грязный, мокрый пол. Глянцевые, яркие, кричащие фотографии.
– Черт! – Веничка кинулся подбирать разлетевшиеся бумаги. – Черт!
Он почувствовал, как к лицу прилила краска, как сердце гулко застучало где-то у самого горла.
Наконец, собрав все, до чего смог дотянуться, Вениамин выбежал из кафе.
Мужик в пуховике посмотрел под стол, куда залетела одна из фотографий, презрительно усмехнулся:
– Пидор.
Однако Вениамин Сергеевич Риттер педерастом не был. В свои тридцать пять он работал в зеленоградском Архиве. Так называлась секретная контора, куда сходились данные с четырех таких же секретных НИИ. Обмен информацией шел непрерывно.
Большинство работников Архива не имели допуска к содержанию материалов, но подписка о неразглашении связывала всех единой круговой порукой.
Архив был щедро опекаем ФСБ. Так что, кроме штатных «особистов», в Зеленограде постоянно «работали» внештатные сотрудники. Строгий внутренний распорядок, контроль и ощущение «колпака» способны поломать и более устойчивую психику, а Веничка такой похвастаться и вовсе не мог. Риттеру иногда казалось, что дышать в Архиве совершенно нечем. Будто воздух сгустился, сжался, стал клейким, а спину сверлит чужой внимательный взгляд.
Веничка рос без отца, мать зашивалась на двух работах сразу, пытаясь дать ребенку все возможное. Она и давала, эта старательная, отчаянная в своей материнской заботе женщина. Ей удалось дать сыну хорошее образование и тот материальный уровень, который позволил бы Вениамину иметь увлечения, ставшие основой для личного развития. Единственное, чего не смогла дать мать своему ребенку, – это уважение к порядку и понимание того, что любое наказание за большие или маленькие грехи – не просто самодурство власть предержащих, а вынужденная мера.
Проще говоря, Веничку в детстве не пороли.
И теперь его либеральное воспитание требовало протеста, освобождения от жестких рамок, в которые попадает каждый, прикоснувшийся к государственной тайне.
А еще Вениамин Сергеевич Риттер был жутким бабником. И имел связь с Леночкой, несовершеннолетней дочкой директора Архива. Он закрутил этот роман, повинуясь нелепому желанию фрондировать, глотнуть воздуха свободы, которого ему так не хватало.
Теперь, когда неведомый фотограф прихватил Веничку на горячем со всеми подробностями, Риттеру хотелось выть от страха. Впереди был скандал, увольнение, да еще оскорбленный в лучших чувствах папаша наверняка раскрутит это дело в органах. Кому какое дело, что Леночка рано созрела и по своей опытности могла дать фору любой проститутке? Все решали цифры. А они неумолимо говорили: четырнадцать лет – это растление несовершеннолетних, остальное не имеет значения. Цифры неумолимо говорили – статья. Паршивая статья, с такой на зоне несладко.
Теперь будущее рисовалось Риттеру в исключительно черных тонах.
Если, конечно…
Всего этого – скандала, увольнения и статьи могло бы и не быть…
– Чего заснул-то?
– А? – Веничка обернулся, от неосторожного толчка на пол шлепнулись папки с бумагами.
– Точно заснул, – Дима Цветиков, курьер, радостно заулыбался. – Пойдем курнем?
– Не, – Веничка насупился. – Работы вон сколько…
– Да ладно! – Цветиков засмеялся. Это был на удивление жизнерадостный молодой человек. Во всем Архиве не было, наверное, большего оптимиста, чем Дима. В любом, даже самом безвыходном положении он мог увидеть что-то положительное. Мог ободрить человека одним своим присутствием. В Архиве считалось, что встретить курьера в начале трудового дня – хороший знак. – Ты что, забыл, кто тебе работу приносит? Вон у тебя две папки. Раскидаешь по каталогам быстренько. Успеешь еще. Вообще, сегодня шеф в отъезде, так что гуляй, пока молодой. Пошли курнем!
– Ну хорошо, – вздохнул Веничка. – Курнем так курнем.
День только начинался, а после бессонной ночи, проведенной в липком страхе за свое будущее, Риттер был тот еще работник. Чем черт не шутит? Может быть, перекур в компании с вечно веселым Цветиковым что-то изменит?…
В курилке было пусто и стоял застарелый запах прогоревшего табака.
Цветиков неторопливо затянулся. Задержал дыхание и выпустил облако дыма.
Под потолком лениво шуршал вентилятор.
– Ну давай, – Дима неопределенно махнул рукой.
– Чего?
– Рассказывай. У тебя что-то случилось. Сразу видно.
– Да ну, брось, – Веничка усмехнулся. Получилось неубедительно. – Все у меня хорошо. Не выспался только.
Цветиков вопросительно поднял брови.
– Соседи орали всю ночь, – на ходу придумал Риттер. – Идиоты. Сначала скандалили, потом мирились… Потом снова скандалили.
Курьер понимающе покачал головой.
– А у меня, представляешь, в соседях наш особист.
– Ожегов?
– Он самый. Никакой личной жизни. Все время кажется, что за мной присматривают. Как говорится, все под колпаком. У Ожегова.
– Да ну… За тобой-то чего присматривать? Ты ж курьер, а не какой-нибудь старший научный сотрудник.
– Много ты понимаешь. – Пепел с Диминой сигареты упал на рукав халата. – Вот черт… Теперь менять придется.
– Так чего там? – Веничка неожиданно почувствовал интерес к разговору.
– Где?
– Ну, с Ожеговым…
– А! – Цветиков весело засмеялся. – Прелюбопытнейший мужик наш особист! Он ко мне пару раз заходил чаю попить. Что характерно, спиртного ни грамма в рот не берет. Я предлагал. Нет, говорит. И не по здоровью, а так… из убеждений. Мол, не хочу терять контроль.
– А как же он расслабляется? Так ведь крыша съедет.
– Я тоже спросил. Медитацией, говорит. Оказывается, исключительно пробитый на Восток человек. Йогу изучает. Прикинь! При мне ногу на шею забросил, а лет ему… наверное, под сорок пять. Так-то!
– Забавно.
– А еще рассказывает много чего интересного. У него, сам понимаешь, опыт жизненный ого-го какой.
– Ну да, ну да… – Почему-то в этот момент Риттер насторожился. – А что, например?…
– Ой… Много… Как в Анголе воевал, рассказывал. Про Ирак тоже…
– А про нас? – неожиданно для самого себя спросил Веничка. – Про нашу контору чего-нибудь говорил?
– Про нашу… – Цветиков задумался. Снижать градус беседы не хотелось, казалось бы, он только-только сумел заинтересовать собеседника, но и врать Дима не любил. – Ну, сам понимаешь, он мне много не расскажет. Но догадаться можно.
