На удивление четко работавшее сознание зафиксировало, как лежавший метрах в тридцати человек в фиолетовом костюме приподнялся, отжимаясь левой рукой, и вытянул правую, в которой держал что-то вроде короткоствольного пистолета. Сверкнула сдвоенная вспышка, и вепрь, не добежав до охотника несколько шагов, уткнулся рылом в снег.
Первым делом Кузьма Петрович, переломив штуцер, вогнал в патронник новые заряды и лишь потом осторожно двинулся к сраженному зверю. Добойных выстрелов, впрочем, не потребовалось. Кабан был убит наповал, хотя Шестоперов не заметил в полутьме ран, оставленных пистолетом незнакомца.
Между тем «фиолетовый» подошел, прихрамывая, и сказал:
– Очень вам обязан. Вы меня сильно выручили.
– Поди разберись, кто кого сильнее выручил, – весело отозвался Шестоперов. – Вы тоже очень вовремя вмешались.
Он дружелюбно посмотрел на незнакомца Высокий широкоплечий мужик с приятным скуластым лицом. Костюм на нем был скорее не лыжный, а какой-то особенный – вроде тех, что пилоты истребителей надевают перед вылетом. Только была эта одежонка совершенно непривычного покроя.
«Японский, наверное», – подумал старик. Кузьма Петрович проникся величайшим почтением к японским товарам лет семь-восемь назад, когда Иван, младший сынок, приехав в отпуск с афганской войны, привез отцу заморскую диковинку – кассетный видеомагнитофон «Панасоник».
– Не поможете освежевать? – осведомился Шестоперов. – Скоро совсем стемнеет.
– Охотно…
В том, как отвечал мужик в фиолетовом костюме, почудилось что-то странное, но старый полковник не стал над этим задумываться – время поджимало. Даже зимой свинина портится быстро: пара-тройка часов, и мясо начнет зеленеть… Кузьма Петрович привычно вспорол трофейной финкой кабанье брюхо, осторожно перерезал пищевод и двенадцатиперстную кишку. Затем, подогнув зверю ноги, они поставили тушу разрезанным брюхом вниз. Кишечник и желудок вывалились на снег, обильнее потекла кровь.
– Ох, память стариковская! – спохватился вдруг Шестоперов. – Полчаса стоим рядом, а не познакомились…
Он представился. В ответ новый приятель, не поднимая головы, произнес что-то не совсем разборчивое – то ли Мирон, то ли Мерян. Скорее все-таки Мирон, решил Шестоперов, потому как на армянина лесной знакомец похож не был – больно светловолосый.
Когда Кузьма Петрович покончил с неаппетитной процедурой свежевания, солнце окончательно скрылось за лесом. Отставной оружейник с сомнением поглядел на молча стоявшего рядом Мирона.
– Неудобно, признаюсь, вас обременять, – сконфуженно начал он, – вы и так оказали немалую услугу…
– Понимаю, папаша. – Мирон рассмеялся, и смех его прозвучал немного неестественно. – Наверное, надо подбросить добычу к вашему жилищу?
– Скажете тоже, «к жилищу»… – теперь хохотнул уже Шестоперов. – До машины дотащить надо. Это километра два. Ну, от силы, три…
Он осекся, потому что внезапно сообразил, в чем заключалась необычность речи Мирона. Странный человек говорил, не раскрывая рта и не шевеля губами. Только дважды разжал челюсти: когда имя свое буркнул, и потом – когда смеялся.
– Слушай, сынок, как это у тебя получается? – спросил Шестоперов почему-то шепотом. – Ты кто?
– В каком смысле? – опять-таки закрытым ртом произнес таинственный обладатель фиолетового костюма.
Кузьма Петрович объяснил свое недоумение. На лице «Мирона» появилась досадливая гримаса, он сокрушенно вздохнул и махнул рукой.
– Проклятье! – раздался его голос, хотя губы по-прежнему оставались плотно сжатыми. – Я, понимаете ли, не профессиональный разведчик, вот и попался на мелочи.
– Все разведчики попадаются на мелочах, – строгим голосом поведал полковник, мигом припомнив недолгую службу в СМЕРШе. Покрепче сжав цевье штуцера, он осведомился: – На чью разведку работаешь?
Испытующе глядя на собеседника, «фиолетовый» поморщился и сказал:
– Вынужден сознаться, папаша… я – не с вашей планеты. Надеюсь, это обстоятельство не слишком вас обеспокоит.
Растерянный Кузьма Петрович мысленно согласился, что в таком разрезе многое становится понятным. И разговоры при сжатых губах, и пистолет, стреляющий необычными вспышками…
– Ясно… – Шестоперов старался не выдать растерянности, но вряд ли это у него получалось. – А то – разведчик… Я чуть было… Телепат, значит?
– Почти. У меня прибор для чтения и передачи мыслей.
– Исследуете нашу Землю или еще какие причины сюда привели?
Инопланетянин замялся, словно не понял вопрос, потом протелепатировал:
– Значит, вы свою планету Землей называете… Да, вообще-то, можно сказать, что исследуем. Я – биолог и врач экспедиции. – Он покачал головой, улыбнулся. – Вышел из катера, чтобы собрать образцы флоры и фауны, а этот образец фауны почему-то решил меня атаковать. Глупо получилось, у меня лучемет застрял в кобуре, никак не мог вытащить. Хорошо, что вы рядом оказались.
Напоминание о лучевом пистолете, действие которого старый полковник видел совсем недавно, окончательно убедило Кузьму Петровича, что перед ним настоящий пришелец из космоса. То ли многочисленные фильмы и романы о подобного рода встречах сыграли свою роль, то ли от природы Шестоперову достались крепкие нервы, но только потрясение оказалось не столь сильным, как можно было ожидать. На смену ошеломлению пришло любопытство, и он принялся расспрашивать звездного гостя: откуда, мол, с какими целями и на каком корабле прибыла на Землю экспедиция пришельцев.
Оказалось, что звездолет «Лабиринт», на котором служил бортовым врачом Ушафиан Миран, прилетел с планеты Ратул, располагавшейся в соседней спиральной ветви Млечного Пути. Цель рейда ограничивалась общей разведкой данного галактического сектора, то есть официальный контакт с обитателями этой части Галактики на ближайшее время не планировался. «Лабиринт» обследовал несколько десятков звездных систем и уже готовился стартовать восвояси.
Вопросов у Шестоперова было еще великое множество, но он сумел взять себя в руки и сказал деликатно:
– Ну-с, любезный, не стану вас задерживать. Жаль, конечно, что больше не увидимся, но, быть может, внуки мои к вам слетают.
– Рано прощаетесь, – доктор Миран замахал руками. – Я ведь обещал подбросить. Сейчас быстренько довезу вас на катере.
Пресловутый катер – диск, накрытый полусферой – стоял неподалеку за деревьями. Высотой он был, как прикинул Кузьма Петрович, в два человеческих роста, а диаметром – метров десять. Иллюминаторов на корпусе старик не разглядел. Припорошенный снегом космический аппарат был почти незаметен, особенно в сумерках.
